С чего все началось. Если бы не подснежники, ничего бы этого и не было бы.
Автор: znaika
Бета: mary_elizabeth
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: G
Жанры: Гет, Романтика, Драма, Повседневность
Размер: Мини
Описание: Нельзя так часто менять маски, можно однажды снять ее вместе с собственным лицом. Он уже давно забыл, каков он, без этой лишней мишуры, составляющей его жизнь.
Примечания автора:
Я просто хотела рассказать историю.
Почти реальная история.
***Докурив последнюю сигарету, затушив окурок в хрустальной пепельнице, подаренной коллегами на один из «слишком важных праздников», оставленную здесь, на почетном месте в курилке, он согревал дыханием холодные — даже летом — руки.
Работа-работа-работа.
Длинная линия жизни. Очень-очень. Жаль, что прерывистая и не раз. И не два. Как он помнил, уже трижды пребывал на грани, и до последнего шага оставалось всего ничего. И каждый раз, словно действительно кому-то в этом мире был по-настоящему нужен, замирал у края. Точнее, не так, оставляли. Нелегкая, наверное, у его ангела-хранителя работа.
Он усмехнулся и потер переносицу.
Однажды тому надоест его спасать. От прошлого не сбежишь, в настоящем не спрячешься, в будущем не найдешь покой.
Не спасет жена.
Не спасет сын.
Не спасет мечта.
Только работа. Единственное, что заставляет жить, а глаза — блестеть.
Единственное, от чего он чувствует себя живым.
Расправив полы примявшегося пиджака, весело поздоровался с коллегой, спешащим выйти из курилки. Смотри-ка, даже не кивнул, хоть столько лет работали бок о бок.
Да, собственно, и нечему удивляться. Всегда так было, как до его ухода, так и сейчас.
Ничтожен?
Конечно.
Ужасен?
Естественно.
Бездарен.
Истинно так, благодарю покорно. Позвольте вам рукоплескать.
Только за три нелегких года, когда, казалось бы, другие люди должны были подтвердить слова коллег, забить последний гвоздь в гроб, где покоились остатки самолюбия, все сложилось совершенно иначе. Чужим людям, далеким от его жизни, семьи, прошлой работы, видимо, нечто иное стало известно. То, что оставалось невидным ранее. То, что упорно отвергали коллеги.
У него есть талант. Есть страсть. Есть искра. Пусть и в блеклом сером свете. Но когда у него была любимая работа — тогда — Алексей знал это наверняка — он не существовал, а на несколько часов жил. Пусть и чужой жизнью. Да, мало, но так ведь лучше, чем просто влачить жалкое существование.
Тогда, за те три года, когда здесь ему не нашлось места под солнцем, были электрички по выходным, новые люди, странные знакомые, дающие повод для раздумий. Тогда же была и холодная зима, — кажется, в первый год счастья, — чуть не отправившая его на тот свет. И на мгновение он даже поверил в Бога, которого столько лет не знал, когда русая девчонка, наверное, только окончившая медицинский, откачивала его в скорой и, нежно улыбаясь, шепотом обещала, что все будет хорошо.
И те же, кто вернули веру, те, благодаря кому пришла известность, — сильнее ранили в самое сердце, в котором, казалось, осталось место лишь для жены и маленького сына. Вручив награду, выставили вон. Вон-вон-вон. Пусть ты прекрасен, пусть талантлив, пусть ты новатор — нет тебе места, нет. Нечего отбирать чужой хлеб. Не-че-го.
Он помнил, как в одну из летних ночей, когда в очередной раз, поругавшись с супругой (партнером и единственным другом), хлопнув дверью, решил уйти куда подальше. Липовый цвет, темнота, тишина, приглушенный шум дорог, по которым так редко ездили машины. И сам не заметил, как забрел в старую часть города. Блуждая среди церквей, глядящих золотыми шпилями в звездное небо, он ощущал, насколько ничтожен.
Вот что останется после него?
Оглядываясь назад, возвращаясь к той ночи, когда, спускаясь с пригорка, чуть сослепу не попал под машину, он позволял себе считать, что так ему пытался кто-то добрый с тех далеких небес показать, будто его жизнь чего-то стоит.
— Вы в порядке? — спросила выбежавшая из машины девушка. В порядке ли он? Смотря что считается «порядком». Право слово, как мальчишка, ссадил колено. Хорош отец семейства — будет, как и сын, сверкать зеленью, жена не упустит возможности раскрасить благоверного. И так хотелось рассмеяться, наверное, впервые за несколько месяцев.
В старой части города ночью всегда горели фонари. Разглядывая свою спасительницу, не хотелось думать, что не успей она вовремя нажать на тормоза, не видел бы он сейчас в ее ярко-голубых глазах плещущийся ужас.
— Ну что вы, все нормально, — улыбаясь, ответил он. — Надеюсь, я вам машину не повредил.
— Я-я... не заметила, как вы здесь появились... Я... простите, пожалуйста, простите меня.
Она продолжила извиняться, не смея больше поднять на него глаза. Девушку отчетливо пробивала дрожь.
— Послушайте, все в порядке. Я сейчас отправлюсь домой, как и вы. И забудем об этом инциденте.
Он проводил ее к машине и, прихрамывая, пошел по брусчатке к тротуару. Ночь определенно будет долгой. Надо бы найти подорожник что ли, раз вновь, как в детстве, заболел «асфальтной болезнью».
Раздался стук каблучков и тихий взволнованный голос:
— А, может, я могу вас хотя бы до дому подбросить?
Это предложение явно не было лишено логики. Кивнув, он, тяжело ступая на левую ногу, прошел к машине.
— У меня такое чувство, что я вас знаю. Не вы ли часом... — девушка кивнула в сторону его места работы, которое многие знали не понаслышке.
— Я, — усмехнулся он и положил на бардачок визитку, чудом оказавшуюся в нагрудном кармане черной тенниски. — Приходите к нам осенью.
Она усмехнулась, пообещав как-нибудь зайти.
Ночной город был прекрасен, тих, чист. Никто никуда не спешил, не хмурился, не жалел себя. В это время суток мало кто уже не спал — даже в центре не горели огни в высотках. Умопомрачительный запах липы тянулся в салон автомобиля с улицы.
— А я люблю осень, — весело произнесла девушка, выстукивая пальцами по рулю.
— Простите, что? — виновато переспросил он. Наверное, опять что-то упустил.
— Вы сказали, что любите лето. А почему, из-за тепла?
— Да, можно и так сказать, — не стоит же ей знать, что это только потому, что дражайших коллег не будет видно вплоть до осени. Эти перекошенные пресные лица людей, которым дело есть лишь до сплетен, зависти и клеветы. — А за что вы любите осень... Лена? — он искренне надеялся, что правильно запомнил ее имя. Хотя, по сути, какая разница?
— Потому что она красивая, — Лена нежно улыбнулась. И в этом слове «красивая» было больше жизни, чем в нем за последний год. В единственном слове.
Пару поворотов, и они оказались у его дома. Тихое прощание, слова благодарности.
И Лена окликнула его по имени.
— А какие вы цветы любите?
Обычно на этот вопрос он отшучивался, что какая в принципе разница, приятно внимание. А тогда отчего-то захотелось быть откровенным. Хотя бы раз.
— Подснежники.
— А говорили, что любите лето, Алексей, — у нее как-то по-особому получилось вновь произнести его имя, так, что на мгновение оно ему начало даже нравиться.
Она исчезла, не сдержав обещания прийти на премьеру в новом сезоне. Ни в том году, ни через год. А через неделю в местной газете появилась занимательная статья о нем и о подснежниках, которые он любил.
Рутина-рутина-рутина, никакого разнообразия.
Серость, тьма, тишина и пара часов жизни, взятой взаймы. Чужой, где нет места жене, а есть место партнеру и единственному другу-коллеге, с которой приятно работать на сцене. А что самое горькое, вера в себя, подкрепляемая словами доброжелателей, иссякла.
Уже не тот. Уже не так. И меньше души. Меньше жизни.
Откуда жизнь в этой серости, где за каждый кусочек счастья приходится бороться? Откуда взять силы, чтобы ее найти, когда сломлен? Улыбаться фальшиво и то уже сложно.
И среди этого всего один-единственный комментарий, оставленный на богом забытом ресурсе, грел душу, дарил надежду, что то, что он пытался донести со сцены, не растворялось в тишине, не поглощались стенами звуки, не исчезали эмоции просто так, когда зрители выходили из залы. Кто-то видел и слышал все, понимая и чувствуя так, как давным-давно чувствовал он.
— Ну, ты там скоро? Давай, пошевеливайся, твой выход.
Смяв пустую пачку сигарет, выбросив мусор в урну, он краем глаза отметил, насколько прескверная погода выдалась в этот октябрьский вечер. Дождь лил не переставая, словно там, на небесах, у кого-то был траур.
Тридцатое октября. Почти полный зал. Главное — не забыть в антракте сбегать по сигареты, пусть и жена будет ругаться, что он себя не бережет, и снова ополовинит его запасы никотина.
Отчего-то сердце билось в груди сильнее, чем обычно. И ощущение жизни, по капле собираемое из ролей, становящееся составляющей его самого, сегодня было чрезмерно ярко. Почему единение с персонажем произошло именно в этот вечер — он не знал, но тихо радовался в душе, что вот оно, наконец открылось второе дыхание.
По завершении спектакля, когда радушные коллеги на удивление были к нему доброжелательно настроены, жена отправилась домой, на прощание поцеловав в щеку, произнеся давно забытые слова похвалы — «Сегодня ты был прекрасен».
Смыв грим с лица, вглядевшись в отражение в зеркале, неприятно было признавать, что от того, кем он был, сейчас уже мало что осталось. Задорно подмигнув, усмехнувшись — он никому не расскажет, что это было больше похоже на вымученную улыбку, — выключил свет в гримерке и закрыл за собой дверь. А когда внизу билетерша, сочетавшая в себе функции администратора и сторожа, стала греметь ключами, вышел на улицу.
Сигарет — ожидаемо — не было в кармане пальто, как и зажигалки. Он раскрыл зонт, выйдя под, казалось бы, бесконечный октябрьский дождь.
Там, неподалеку от крыльца, под зеленым зонтом стояла девушка. Заметив его, будто бы что-то для себя решив, она подошла поближе, держа в руках маленькую плетеную корзинку.
— Подснежники? — удивленно переспросил он, склонив голову набок. — В конце октября?
— Чудеса случаются, — беззаботно ответила девушка. — Это вам.
Сколько бы лет ни прошло, он так и не научился принимать благодарность зрителей. Слова, красиво выстроившиеся в голове, не удалось произнести.
В старой части города рано загорались фонари. Вот и сейчас улица была освещена ярко-оранжевым светом. Свет струился через косые крупные капли, со звоном падающие на асфальт.
— Странно, мне казалось, что вы человек лета, а не весны.
— Так и есть, — ответил он, грустно улыбнувшись уголками губ.
Она долго молчала, разглядывала его, будто искала подтверждение своему выводу.
— В вас больше жизни, чем во всех ваших коллегах вместе взятых, слышите меня? Пожалуйста, проживая роли, не забывайте, что вы не просто персонаж, но и настоящий, живой человек.
— Я вас знаю? — вглядываясь в открытое лицо, он пытался вспомнить, где ее видел.
Девушка покачала головой, робко улыбнулась и, потупив взор, стуча каблучками, направилась в сторону остановки.
Уже дома, пожелав спокойной ночи сыну, выкурив на балконе последнюю сигарету, ругая небо за не прекратившийся дождь, он пристально вглядывался в странный подарок, изначально показавшийся букетом настоящих подснежников.
— Занятный подарок, — прошептала жена. Она тихо прошла на балкон, с укоризной глянула на него. — А окна ты будешь мыть, да?
Он, словно нашкодивший школьник, вытер рукавом след ото лба со стекла и виновато улыбнулся.
— Как мальчишка, честное слово, — она никогда не умела на него долго злиться. И сейчас весело поглядывала, держа в руках корзинку с плетеными из бисера цветами.
Нельзя так часто менять маски, можно однажды снять ее вместе с собственным лицом. Алексей уже давно забыл, каков он, без этой лишней мишуры, составляющей его жизнь.
— Тогда, в первую нашу встречу, той чертовски холодной весной... Ты подарил мне подснежники.
И ей незачем знать, что с тех пор она у него ассоциировалась исключительно с этими цветами. Приобняв ее за плечи, поцеловав в висок, отставив в сторону странный подарок, он тихо сказал:
— Пойдем пить чай, а?
Потягивая на кухне из кружки черный чай с липой, он чувствовал, как в груди разливается тепло, и жизнь, казавшаяся такой бесцветной, понемногу стала обретать утраченные краски.