Уязвленная гордость

[larec-pamyati]

Уязвленная гордость

Автор: romanticalgirl
Переводчик: znaika
Бета: mary_elizabeth
Фэндом: Король Артур
Персонажи: Артур, Ланселот, Тристан
Рейтинг: G
Жанры: Джен
Размер: Драббл, 3 страницы
Описание:
В голосе Тристана нет насмешки, нет осуждения.
— Но все мы — чьи-то дураки.
Примечания переводчика:
Две зарисовки, заинтересовавшие стилем написания. Автор упорно отрицал, что это преслэш, но чувствую предсказательской точкой, что это он самый.

Артур резко зашипел, когда Ланселот обломал стрелу на несколько сантиметров повыше вонзившегося острия в его бедро.

Артур резко зашипел, когда Ланселот обломал стрелу на несколько сантиметров повыше вонзившегося острия в его бедро. Ланселот молчал, но его мрачная улыбка была чрезмерно красноречива. Артур обернулся, чтобы осмотреть остатки их лагеря. Четыре трупа нужно отвезти в чертоги замка и похоронить, а остальные погибшие будут погребены здесь. Пусть и враги, пусть Артур и отчасти послужил причиной их гибели, но он и по ним будет скорбеть.

Гавейн развел огонь, нагрел воду, чтобы Тристан мог заварить необходимые травы, когда вернется.

Артур знал, что нужно обработать рану, но вот по запаху, исходящему от целебного отвара, — крапива, звездчатка, луговой клевер, девясил, листья бирючины — лесные найдут их раньше, чем увидят.

— Ланселот, я в порядке.

— Конечно, в порядке. Только вот в бедре стрела торчит, — он говорил спокойно, но Артур знал цену этому спокойствию. — У вас, римлян, какое-то особое определение понятия "в порядке", да?

— Оценил я твою шутку, но... — Артуру пришлось прерваться. Глаза от нахлынувшей боли заслезились, а из горла вырвался протяжный стон. Он вцепился пальцами в траву, пока Ланселот, "пытался определить" глубину полученного командиром ранения.

— Что такое? — глаз Ланселот на него не поднял, но в голосе Артур отчетливо слышал улыбку. Такую же горькую, как и запах, исходящий от огня.

— Только...

Ланселот достал из-за пояса клинок и бросил его в сторону костра. Гавейн поймал его налету и, крепко взявшись за рукоятку, стал прокаливать острие над языками пламени.

— Что-то я сомневаюсь, что это поспособствует продлению твоего "в порядке", — он кивнул и Гавейн вернул ему клинок — края острия почернели и местами даже отливали оранжевым цветом. — Кричать не советую.

— Я и не бу... — Артур стиснул зубы в почти тщетной попытке сдержать рвущийся из горла крик, когда клинок Ланселота коснулся его кожи. Он закрыл глаза, ощущая, как из-под сомкнутых век потекли слезы. Он не двигался и молчал до тех пор, пока Ланселот не убрал острие и резким движением руки вытащил обломок стрелы из бедра. Артур громко выдохнул и, втягивая воздух, чуть ли не подавился ним. – Признайся, тебе это нравится.

— Не-а, — такой редкий момент торжества Ланселота быстро рассеялся. — Пусть с тобой Тристан разбирается. И, прошу тебя, попытайся не подставляться под стрелы, ладно?

— Я сделаю все, что в моих силах.

— И только-то? — Ланселот встал, обломок стрелы, скользкий от крови Артура, был все еще в его руке. — Придется все же идти в дозор, раз все равно никто из нас сегодня спать не будет.

— Я твой король, если ты не забыл.

— Ты — король, Артур. Но не мой, — он бросил стрелу в костер. Артур смотрел, как огонь пожирает его кровь, как чернеет обломанное древко. — Но если ты все же так жаждешь помереть из-за собственных просчетов, то подумай о нас, нас ведь совесть замучает. Так что проще нам тебя спасать.

— Твоя преданность не знает границ, Ланселот. Просто музыка для моего сердца.

Он усмехнулся и, отерев окровавленную руку о штаны, направился было к лесу.

— Крепитесь, Вашество. Скоро Тристан придет тебя лечить, а меня природа зовет.


***
Тристан ждет, когда Ланселоту надоест эта вечерняя прогулка, и он, наконец, вернется в свои покои. Тристан молча следует за ним тенью. Он ничего не говорит и, поравнявшись с Ланселотом, идет с ним нога в ногу, огибает серое здание, и они вдвоем выходят на пастбище, огороженное забором, где беспокойно блуждают лошади.

Кажется, будет дождь. Наверное, поэтому животные, ощущая приближающуюся грозу, волнуются. Ястреб Тристана летает по спирали над их головами. Цокот копыт становится все сильнее по мере приближения к загону.

— Я не буду об этом говорить.

Тристан кивает и усаживается рядом с Ланселотом на заборе загона.

— Нет.

— То, что я делаю, волновать никого не должно.

— Нет, — вновь соглашается Тристан, пытаясь скрыть улыбку, когда Ланселот бросает пристальный взгляд в его сторону. Все же уловил смешок в ночной тиши, и теперь покоя не дает задетое самолюбие.

— «Нет. Нет. Нет». Ты — единственный человек, которого я знаю, кто соглашается, не соглашаясь. Знаешь ли, не самая приятная твоя черта.

— Артур бы не согласился.

— Насчет того, что ты такой единственный, или того, что это не самая приятная твоя черта?

Тристан пожимает плечами и закрывает глаза.

— А разница какая?

— Да, ты прав. Никакой, — Ланселот ударяет по перекладине забора, и лошади, поглядывая на него с немым укором, отходят в сторону. — Ты считаешь меня дураком.

— Нет. Не так, — голос Тристана приглушен, будто он все еще колеблется – сказать — не сказать, выжидая знака. — Ты не дурак.

— Его дурак.

— Его. Да, — в голосе Тристана нет насмешки, нет осуждения. — Но все мы — чьи-то дураки.

— И даже ты? — спрашивает Ланселот, скептически приподняв бровь. — Сложно в это поверить.

— И даже я, — ветер приносит отзвук голоса Тристана, когда тот идет в сторону конюшен, а Ланселот все еще ощущает тепло ладони, коснувшейся его плеча. — Даже я.