чудо всегда ждёт нас где-то рядом с отчаянием
Долгий путь домой
Автор: znaika
Бета: mary_elizabeth
Фэндом: Король Артур
Персонажи: Тристан/Изольда, Агравейн, Артур/Гвиневра, Галахад, Гавейн, Ланселот, Дагонет, Борс/Ванора
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Драма, AU
Размер: Макси, 82 страницы
Кол-во частей: 8
Статус: закончен
Описание:
Когда от тебя останется пепел, то с первым порывом западного ветра ты вернешься домой.
Посвящение:
Всем фанам КА-2004.
Публикация на других ресурсах:
А оно вам надо-то? По этому упоротому фэндому никому и ничего не надо, лол.
Примечания автора:
Агровейн - тот, кто по фильму числился Merlin's Lieutenant. Чего-то мне показалось, что ребята с ним более чем знакомы, как, собственно, и он с ними.
И да, даешь всем Тристанам по Изольде.
У автора новый сорт чая и новый проигранный спор.
ge.tt/4J70rQm/v/0
Знаю, что из Кольхааса, но очень-очень в тему особенно к последней главе.
Наверное, в этой истории больше всего меня. Пусть я и "провела своего персонажа через все круги ада" (да, Света, задело), но я люблю его. Может, жестоко это все было, хотя даже и не "может". Я иначе не видела этот рассказ.
Глава 5. — Semel traditurus, semper traditurus
Порывом ледяного ветра обдало мокрое лицо. Чувствуя сильную головную боль, Тристан открыл глаза. Его добрый бывший друг, стоявший перед ним, что-то говорил, но, как он ни пытался, понять смысл произнесенных слов ему не удавалось. Тристан еле успел зажмуриться, когда славный Агровен выплеснул очередную кружку с водой в лицо, видимо, не заметив, что тот, кого так старательно после знатного удара по голове пытался привести в чувство, уже очнулся.
— Так получше будет, Трис? — заботливо поинтересовался бывший друг, похлопав его по щеке. От такого незначительного прикосновения перед глазами поплыли темные круги. Тристан недовольно зашипел, когда, пытаясь отстраниться, ощутимо приложился головой о столб клена, росшего неподалеку от хижины ведьмы, — руки были крепко связаны за деревом, запястья саднило от пеньковой веревки, а боль в голове ослепляла.
— Э, не-не-не, не закрывай глаза, Тристан, не надо. Я, понимаешь ли, собрался с тобой серьезно поговорить, а ты вот так некрасиво хочешь уйти от разговора, — Агровейн мягко проходился промасленной тряпицей по острию ножа, опустившись на валун. Какой бережливый, ухмыльнулся Тристан, ощущая, как густая капля крови потекла со лба по переносице.
— Мне не о чем с... тобой говорить. Если ты считаешь, что... победил в честном бою...
— В честном я бы вряд ли победил, Трис. А это недопустимо, — растянул губы в довольной улыбке бывший друг, будто бы Тристан должен был непомерно обрадоваться тому факту, что, будь он здоров и попытайся Агровейн на него напасть, победителем остался бы явно не пикт. Промокшая от пролитой воды рубаха неприятно холодила тело. Узел веревки все никак не поддавался. Ничего, возможно, у него еще есть время, главное — не провоцировать этого до ужаса хорошего человека раньше времени отправить его к праотцам.
— И где... тот храбрец, который вырубил безоружного со спины?
От самодовольной улыбки на лице подошедшего бывшего друга на сердце стало еще гаже. Ну с чего он взял, что здесь, в ведьминой хижине, ему ничего не угрожало? Почему, черт подери, он не напоминал себе каждое утро, просыпаясь в теплой постели, что во всем этом замешан Агровейн? Мало ему было смерти Изольды — как Тристан себя ни убеждал, но ее кровь навсегда останется на его руках, — а теперь могут и оставшиеся друзья погибнуть по его вине.
— Ты о Фидахе? Ох, Тристан. Не знаю, что вы там с ним не поделили, но мне уже надоело его оттягивать от твоей грудины. Приглянулось ему твое сердце, знаешь ли. Будь поосторожнее, — это проявление снисхождения и дружеской заботы начало порядком доставать. Боже, были бы силы выбраться отсюда. Были бы силы остановить подлую дочь племени пиктов. Были бы силы знатно врезать этой твари, так ярко радующейся его беспомощности. — Ты это, не волнуйся, как только все закончится, мы отпустим тебя, — он удивленно перевел взгляд на Агровейна. — Но, увы, в этот раз все будет несколько иначе, друг мой. Беспрепятственный побег — дурной тон, знаешь ли.
Острие ножа коснулось переносицы, осторожно прошлось по линии глазницы, опустилось к шраму на скуле, когда-то давно оставленному римлянином. Тристан заметил, что двери хижины приоткрылись, но разглядеть застывшего на пороге человека не получилось — бывший друг резко приподнял его голову за подбородок.
— Слепой, Тристан, не сможет привести никого к нам в лагерь. Хотя какой там, было бы кого приводить, — Агровейн рассмеялся и облизнул нижнюю губу. — Все они, слышишь меня, Трис, — бывший друг наклонился к его лицу и вытер стекающую со лба каплю крови, размазывая ее по пальцам, — подохнут. Ни один римский выкормыш не будет топтать своими грязными ногами святую землю.
Тристан, невзирая на боль, резко дернулся, чтобы не чувствовать руку верного друга на своем лице. Чертов одержимый идиот. Он-то думал, что за прошедшие годы Агровейн поумерил свой пыл. А нет, как был приверженцем идеи уничтожения римлян, так и остался. Только вот почти все они ушли, завидев приближающихся саксов. Остались только те, кто успел обзавестись семьей из местных, и те, кому не было места в других провинциях, которую Рим не ликвидирует, узнав об угрозе захвата. Но разве ослепленный желанием мести станет слушать его доводы?
— Забыл уже, что из-за римлян ты оказался здесь? — и, видя перекосившееся от ненависти лицо доброго друга, понимая, что бравада может иметь для него весьма печальные последствия, все же едко продолжил, — не будь их, давно бы сдох где-то в степях. Не достиг бы таких высот, не смог бы безнаказанно убивать женщин и детей, ведь так, Агровейн?
Реакции бывшего друга долго ждать не пришлось. Славный удар в челюсть зажег перед глазами звезды. Противный соленый привкус появился во рту — он сильно прикусил язык. Что ж, меньше нужно болтать, хмыкнул Тристан.
— Я этого никогда не забуду, — растирая ушибленные костяшки, выплюнул Агровейн. И резко присмирел, закрыв глаза. — Даже если захотел бы, не смог забыть. Я до сих пор слышу их крики, Трис, до сих пор.
Чьи крики? Боже, да о чем же он говорит?
Казалось, еще пару въедливых слов, и некогда друг непреднамеренно его прирежет — как-то уж очень странно тот поглядывал на нож, зажатый в правой руке. И, сделав глубокий вдох, что-то неразборчиво пробормотав себе под нос, спрятал его в ножны.
От долгого сидения на промерзшей земле начало знобить. Агровейн распрямил плечи и оперся о ствол дерева. Тристан похолодел. Только бы этот гад не заметил его попытки освободиться.
Судя по последовавшему удару, пришедшемуся по ребрам с правой стороны, бывший друг, видимо, все прекрасно понял. Он судорожно втянул воздух. Что примечательно, Агровейн обходил левую сторону, похоже, не желая, чтобы он, Тристан, преждевременно истек кровью. От следующего удара его уберег крик Спеи, выбежавшей за порог хижины, все же вырвавшейся из захвата матери. Тристан коснулся пальцами земли, удивленно выпустив узел веревки, и ощутил, как что-то острое впилось в руку. Подцепив наконечник стрелы, каким-то чудом оказавшийся в корнях старого клена, он спрятал находку в кулак.
— Прекрати, прекрати, слышишь! — кричала девочка, удерживаемая подоспевшей рыжей за худенькие плечики. Их разделяли какие-то жалкие двадцать шагов. Маленькая защитница упорно пыталась сбросить мамины руки. — Ему больно, перестань!
— Для того и бьют, солнышко, — оскалился Агровейн. — Уведи ребенка отсюда. Чего встала? — зло прикрикнул он на ведьму, — ей нечего здесь делать.
И когда Изольда вместе с упирающейся девочкой скрылась под сенью леса, Агровейн, привязав его к дереву очередной веревкой, уселся рядом с ним под кленом, достал из кармана тряпицу и промокнул выступивший на лбу пот.
Правая сторона пульсировала, в голове сильно шумело, и от малейшего движения перед глазами прыгали черные точки. Благо боль немного стихла. Тристан чувствовал, еще немного — и зубы начнут стучать от холода. Левую руку приятно грел потеплевший наконечник стрелы. Ничего-ничего, скоро совсем иначе заговорит Агровейн. К черту клятву. Произнесенными много лет назад словами можно и пренебречь. Единожды пощадил, хватит.
Нужно было это сделать много лет назад и все проблемы последних дней, как и давно прошедших, были бы решены. И, может быть, его Изольда осталась бы жива.
— Вот видишь, Тристан, что бывает, когда друг предает доверие друга.
Действительно. Он повернул голову в сторону Агровейна. Тот вновь начал возиться с ножом, словно бы за эти несколько мгновений острие успело затупиться. Глаза бывшего друга подозрительно блестели.
— Ты меня предал, отказавшись тогда стать моим братом. Но я простил тебя, Трис. Простил.
— Так мне что, петь от радости? — он и сам не заметил, как произнес это вслух. Агровейн только хмыкнул.
— Предавший раз — предатель всегда, Трис. А я об этом забыл. Понимаешь, забыл. И второй раз ты предал меня, когда привел рыцарей, — сколько же презрения было в голосе доброго друга, когда тот произнес ненавистное слово, — в наш лагерь. А теперь она приведет моих собратьев в твой дом. И знаешь, в этот раз твои дражайшие друзья умрут. Единственное, о чем я сожалею, Трис, так это о том, что не смогу видеть, как Гвиневра в их первую с Артуром ночь перережет горло твоему командиру. Это, наверное, будет занимательное зрелище.
Укрыв его своей курткой, со словами "не смей подыхать раньше времени, нам еще будет о чем поговорить", Агровейн скрылся в хижине. Веревка, перезатянутая пиктом, плотно впивалась в запястья. Измученное тело требовало отдыха, но он знал, что засыпать нельзя. Выкручивая руку из захвата, стараясь не поранить ладонь зазубренным, явно синим от яда наконечником, он осторожно начал перерезать веревку, стараясь не выронить свое единственное спасение из рук.
Солнце скрылось за горизонтом, и в наступивших сумерках стало еще холоднее. По небу промелькнула черная тень. Что ж, здравствуй, старый друг. Где же ты был все это время? Он улыбнулся. Кровь, подсохшая на лице, неприятно стягивала кожу.
Когда с путами было покончено, на потемневшем небе уже появились первые звезды. Отерев испачканную в земле ладонь о штаны, надев куртку, Тристан поднял увесистый камень и, слегка пошатываясь, направился к хижине. Ноги не особо хотели слушаться, но, сделав над собой усилие, он все же вошел в дом ведьмы.
В единственной комнатушке было тихо. Застеленные кровати, стол со стоящей в центре плетеной корзинкой с пирожками и повсюду развешанные пучки с лесными травами. Агровейн уже давно ушел, судя по всему. И как он только умудрился пропустить этот знаменательный момент? Видимо, бывший друг не смог удержаться и все же отправился на кровавое празднество.
Проклятье, он до рассвета может блуждать по лесу, но так и не найдет дорогу к форту. Схватив забытый то ли ведьмой, то ли бывшим другом лук и колчан со стрелами, осторожно прикрыв за собой двери, Тристан направился в сторону дубравы. Предположительно нужно следовать на юго-восток, но уверенности в правильности выбора не было. Собственно, как и веры в то, что он успеет спасти друзей.
История повторяется вновь. Только в этот раз ему никто не поможет хотя бы добиться возмездия. Он осторожно коснулся слипшихся от крови волос и поморщился. Все же хорошо ударил Фидах, со всей любовью. Главное — не забыть и его чем-то таким же приятным порадовать. Если, конечно, удастся все изменить. Думать о том, что все уже кончено, не особо хотелось. Только почему-то перед глазами ярко представала картина горящего форта, где остывающие тела пожирало пламя.
Тристан горько усмехнулся, углубляясь в лес. До чего же много сил уходило на то, чтобы не упасть. Видимо, в этот раз Агровейн все же взял верх. Скорее всего, Ланселот, Борс, Артур и Гавейн с Галахадом к тому славному моменту, как он выберется из лесу, будут мертвы. Он просто не успеет.
Но бездействие Тристан себе никогда не сможет простить.
Верный друг следовал за ним в небесах. И, призвав ястреба, Тристан привязал к его лапке лоскутом, оторванным от рубахи, стрелу с синим наконечником.
— Лети, друг мой. Отнеси это Ланселоту.
Провожая взглядом птицу, он ускорил шаг. Может быть, рыцарь поймет предупреждение о приближающихся пиктах. Может быть, хотя бы Ланселот сможет спасти их всех, раз ему это не удастся.
***
— Западного указателя здесь явно не хватает, — смеясь, проговорил Гавейн и прикрыл лицо рукой. Солнце стояло высоко, казалось, осень отступила, уступив место вернувшемуся лету. Тристан вытер стекающий по шее пот и облизнул пересохшие губы. Сердце быстрее застучало в груди. — Только стратегически важное направление как обозначить ты собрался, Даг? На западе ничего такого нет, судя по тому, что я видел на карте Артура.
— Кроме пиктов, — Галахад ухватился рукой о, по-видимому, недавно вкопанный столб-указатель. Признаться, Тристан не так себе представлял жизнь оставшихся одиннадцати рыцарей Артура. Он не думал, что... Нет. Это, скорее всего, обман. Но странно, цепей, сковывающих руки, не было видно, как и стражников, присматривающих за ними. Ничто не ограничивало их свободу, будто бы они действительно были вольны уйти, куда вздумается. — Только кто и когда считал пиктов важными?
— Никогда не недооценивай врага, мелкий, — достав из кармана гвоздь, подняв с земли табличку с надписью, Дагонет распрямился и, замахнувшись удерживаемым в правой руке молотком, за пару ударов прикрепил указатель к столбу. Похоже, за год его отсутствия Даг еще больше раздался в плечах да и значительно вырос. Галахад недовольно покосился на рыцаря, заслышав явно нелюбимое прозвище. Тристан горько усмехнулся, разглядывая когда-то оставленных в пылающем форте... друзей? Во рту появился соленый привкус крови от прикушенной губы. Да, знавал он одного хорошего друга, свежи еще воспоминания. — Вот так получше будет. А то смотри, непорядок. Три стороны света, значит, обозначить могут, а четвертую упускают из виду, — и, многозначительно подмигнув Гавейну, добавил, растягивая гласные, — ох уж эти римляне.
Вглядевшись в прибитую табличку, Галахад рассмеялся. Как Тристан ни присматривался, разобрать накарябанные буквы так и не смог. Кажется, вторая была похожа на "Н".
— Ну и где такое видано, чтобы Рим был и на юге, и на западе, Даг?
— Как тебе не стыдно, Гавейн, ты что, забыть изволил? Все дороги ведут в Рим! Великая империя повсюду, — высоко подняв подбородок, произнес нараспев Дагонет, пытаясь сохранить серьезность и подавить рвущийся из груди смех. — Надо бы и остальные указатели поправить. Как думаешь, Артур оценит?
Притихший Галахад склонил голову набок и посмотрел ему прямо в глаза, будто вся эта попытка скрыться в тени разлогих кустарников была совершенно бесполезной. Проклятье. И прежде чем младший рыцарь выдал его местонахождение, — а тот уже указывал рукой в его сторону, видимо, собираясь поделиться своими наблюдениями с остальными, сжимая левой рукоять гладиуса, — он, отведя ветви лещины, ступил на выложенную камнями дорогу. Оцарапанную щеку саднило, от длительного бега гудели ноги, а еще ужасно хотелось пить. Подняв раскрытые ладони вверх, Тристан хрипло ответил на вопрос Дагонета, будто бы и не пропадал на почти что полтора года, а немного припозднился к решившим позлить римлян своей выходкой друзьям:
— Думаю, Артуру это действительно понравится.
Три пары глаз удивленно уставились на него. Тристан было подумал, что ошибся, и сказал это не на латыни. Ну чего они, в самом деле. Застыли, будто мертвеца увидели. Ах, да. Это же только Арториус верил, что они с Агровейном живы, ведь так сказал... И стиснул зубы, пытаясь прогнать жестокую в своей правдивости мысль — не позволь он остаться проявившему благородство римлянину, может, сейчас двоих беглецов встретили бы рыцари.
Главное — не позволять себе вспомнить о раздавшемся в ночи крике, о крови, текшей по рукам некогда друга, о стреле, просвистевшей рядом со щекой. Нужно поскорее обо всем этом забыть, прогнать прочь. Только как бы Тристан ни старался, это ему никак не удавалось. По крайней мере, за время блужданий по лесу; пришлось достаточно побродить, чтобы запутать следы.
На вопрос, не дававший ему покоя, все никак не находился ответ. Разве стоит его жизнь жизни другого человека?
Если бы ему сказали, он ни за что не поверил бы, что от простого объятия может так тепло стать на сердце. Но когда Гавейн, выступив вперед, просто подошел и обнял его, едва не падающего от усталости, на какое-то мгновение Тристан действительно обрадовался, что смог найти дорогу к форту. Он растерянно замер, не зная, смеет ли обнять после долгой разлуки того, кого полтора года назад бросил на погибель.
— С возвращением, Тристан, — крепко прижимая его к грудине, прошептал Гавейн, будто бы ему действительно было дело до того, жив он или мертв. И устыдился своих мыслей. За все это время не было такого дня, чтобы он захотел видеть Артуровых рыцарей.
За это время, что он провел в лесу вместе с пиктами, он отвык от пристального внимания к своей персоне. И было странно идти по улочке форта, не зная, куда себя деть, только бы не видеть любопытных взглядов, бросаемых жителями. Тристан хмыкнул и отвел взгляд от растерянно глядящей на него Ваноры, дочери тавернщика, стоящей под руку рядом с не менее растерянным здоровяком Борсом. Сердце неприятно кольнуло, стоило заметить седовласого римлянина, так похожего на Гектора. Он сжал руки в кулаки.
Благо ума жителям форта хватило открыто не тыкать пальцами и не орать, мол, пикта ведут. Или, может, пыл римлян остужали идущие с ним рядом славные рыцари Артура. Интересно, что было бы, если они не встретились ему на пути? Долго бы раздумывал любой из римских солдат, прежде чем проткнуть безоружного копьем? Тем более, после того, как двоих воинов утащили лесные забавы ради.
Несмотря на жару, плечи сотрясала крупная дрожь, и с каждым шагом, сделанным по выложенной камнями дороге, сердце сильнее бухало в груди.
— Чего такой смурной, Тристан? Не на казнь же ведем, — Дагонет успел поддержать его, когда он было запнулся о неровность кладки. — Тише ты, неровен час еще расшибешься. Ты вообще как, дойти до казармы сможешь?
— А что, если нет, понесешь? — облизав пересохшие губы, не отрывая глаз от застывших у входа в часовню римлян, съязвил Тристан. Гавейн неодобрительно хмыкнул, но так ничего и не сказал. Галахад давно растворился в толпе, стоило только им зайти в форт.
Он сам — сам, бездна забери, — вернулся в рабство. Тристан хмыкнул. А был ли иной выбор? Но что если возвращение станет его самой большой ошибкой?
В тени навеса дышалось легче. Солнце не так нещадно палило. Дагонет, все еще придерживая его за плечи, отослал Гавейна в таверну, услышав, как у него заурчало в животе, попросив принести чего-нибудь съестного.
— За год много кто овладел мастерством боя, кто-то научился сражаться на мечах, а кому проще рубить врага топором. Я же смотрю, Трис, ты овладел мастерством слова, да? — усмехнулся Даг, подводя его, как он помнил, к когда-то предоставленным рыцарям покоям.
— Меня зовут Тристан, не Трис, Дагонет.
— Я запомню, — и открыл перед ним дверь.
Странно было видеть одиннадцать кроватей, еще свежи были воспоминания о том, как их было четырнадцать. Странно было вообще находиться здесь. Что-то похожее на отголосок совести заворочалось в груди. Зачем он тогда бежал? Разве он вернулся домой? Разве он вернулся к сестре? Все было бесполезно.
— Держи, — Дагонет протянул ему кружку, наполненную до краев. Тристан жадно припал к воде, обливаясь. — Да куда ты спешишь? Никто у тебя ничего не отнимает, пей себе спокойно, — и вновь наполнил кружку из кувшина. Вода отдавала приятной сладостью, стекая по горлу, и он прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом. — Ты сядь пока, скоро Гавейн подоспеет с обедом. Главное, чтобы он успел до прихода Артура и Ланселота.
Вопросительно кивнув в сторону кровати, накрытой коричневым шерстяным одеялом, Тристан осторожно присел на край и вцепился пальцами в кружку.
— Спелись?
— Что-то вроде, — Дагонет неопределенно пожал плечами.
В комнате было тихо. Сквозь окна проникал тусклый свет.
Наверное, стоило попробовать счастья в порту. Может, кто из торговцев взял бы его на корабль. Так много времени упустил, а теперь, вернувшись к своим — до чего же гадкое слово, но ведь правда, — хозяевам, было больно думать о том, что все могло бы быть совершенно иначе.
— Оно того стоило, Тристан? — он потряс головой, пытаясь понять, о чем это Дагонет. Рыцарь только усмехнулся, видимо, заметив его растерянный взгляд. — Каков он, вкус свободы?
И, поставив нагревшуюся в руках кружку на пол, Тристан тихо ответил:
— Слишком горький.
Быстро поглотив принесенное Гавейном блюдо — может, стоило ради подобных кушаний все же остаться в форте? — сухо поблагодарив друзей, сморенный усталостью, он тратил все оставшиеся силы на то, чтобы только не закрыть глаза. Но все же не смог себя преодолеть — тяжелые веки опустились, и даже разговор, который, как он помнил, казался очень важным, не помешал ему уснуть.
Впервые за все это время ему снился отец. И не было ненависти, привычно разгоравшейся огнем в груди при упоминании о нем, не было злости, от которой руки сами собой сжимались в кулаки. Было только тепло, странное спокойствие и пестрящее зеленью поле, где много лет назад отец учил его стрелять.
— Как тебе это удается? — спрашивал Тристан, разглядывая стрелу, попавшую ровнехонько в лоб соломенного человека.
— Я целюсь в центр. Ты тоже так сможешь, смотри, — и, отведя его руку назад, помог выстрелить.
Тристан помнил, как тогда переполняла его радость, что он все же смог попасть в свою первую мишень, помнил, как отец ласково — что само по себе было редкостью, — растрепал его волосы, помнил, как по возвращении с поля кружил Сардану, а она заливисто смеялась.
Только в этот раз все было совершенно иначе.
Вместо соломенного человека к столбу привязан был Агровейн. Слипшиеся черные волосы обрамляли белое как снег лицо. И стрела, выпущенная его рукой, попала точно в цель. По лбу стекала алая капля крови.
— Когда-нибудь… ты поймешь, Тристан, поймешь, — шептал отец, удерживая его за плечи, не позволяя вырваться и подбежать к другу. Хотя было ясно, что помогать уже некому.
Резко дернувшись, он отрыл глаза. Больше не было зеленых полей и отца. В комнате царил полумрак, только рассеянный свет от зажженной лучины освещал лицо сидящих за столом Артура и Ланселота. Периодически обмакивая перо в чернила, командующий что-то писал на свитке. Накинув на плечи одеяло — интересно, кто из рыцарей заботливо накрыл его покрывалом? — Тристан сел в кровати.
— Мы уже подумывали, не позвать ли лекаря, — усмехаясь, протянул Ланселот, повернув голову в его сторону.
— А на то были причины? — хрипло спросил он. Артур, отложив в сторону перо, что-то тихо произнеся своему первому рыцарю, хмыкнул.
— По-видимому, нет, — Ланселот подошел поближе и уселся на соседнюю кровать. — Надеюсь, дорога тебя несильно утомила, потому как тебе придется ответить на много вопросов, — вглядываясь в его глаза, произнес тот, будто бы без него Тристан не знал, что держать ответ за побег все же придется.
— Что вы хотите знать?
— Все. Начиная с пожара в форте, Тристан, — тихо ответил Артур, даже не глядя в его сторону. Странно было видеть Кастуса, не желающего смотреть собеседнику в глаза. Сколько он помнил, командующий всегда, разговаривая с одним из рыцарей, не отводил внимательный взгляд от лица говорившего.
Под потрескивание лучины и шум начавшегося за окном дождя Тристан начал свою историю. Вглядываясь в нахмурившееся лицо Ланселота, он рассказал о том, как бежал той ночью, не разбирая дороги, как случайно встретил в лесу такого же боязливо бегущего прочь Агровейна, рассказал о долгих скитаниях и встрече с лесными. Незачем было командующему знать, что Агровейн владел языком пиктов, как и то, что, если бы форт и не был подожжен, они все равно бы ночью ушли. Странное, почти счастливое стечение обстоятельств всего лишь поспособствовало побегу. Лагерь в лесу, охота, песни у костра — и чем больше он говорил, тем мрачнее становился Артур.
Командующий, поднявшись со своего места, подошел к окну. На мгновение запнувшись, переведя дыхание, Тристан продолжил. История почти двухдневной давности встала перед глазами. На какое-то мгновение ему показалось, что ладони окрашены в ненавистный красный цвет. Он незаметно вытер их об одеяло, пытаясь убедить себя, что это всего лишь отголоски не самого приятного воспоминания. Не дослушав до конца рассказ о смерти Краса от рук неизвестного ему пикта, его перебил Ланселот:
— Я так понимаю, о том, где находится лагерь, ты преднамеренно не рассказываешь? — Тристан взглянул на Кастуса. Римлянин будто был далеко отсюда, так и стоял у окна, вглядываясь в затянутые тучами небеса. Скорее всего, скоро будет закат. Только из-за непогоды не будет видно ярко-золотого края неба.
Потерев переносицу, он отрицательно покачал головой. По щекам Ланселота заходили желваки.
Будто неясно, что, узнав местонахождение поселка, римские войска отправятся туда и сожгут его дотла, отомстив за выходку лесных воинов. Только кроме иниш, напавших в начале прошлого лета, там есть женщины и дети, ни разу и близко не подходившие к форту за всю свою жизнь. Не станут же славные воины империи выводить их из поселка, право слово.
— Когда вы бежали, погибло пятнадцать человек. Сгорели заживо, Тристан, — как-то отстраненно произнес Артур, не оборачиваясь. — Среди них была и моя мать. Мы не успели ее спасти.
Та женщина в черных одеждах мертва? За несколько месяцев, что он провел здесь до побега, она не раз приходила к едва окрепшему Галахаду, принося гостинцы, подолгу разговаривая с ним на отвлеченные темы, только бы младший из живых солдатиков ее сына не замкнулся в себе. Хотя, возможно, она просто была добра. Теперь уже Тристан этого никогда не узнает.
— Агровейн жив? — простой вопрос Ланселота заставил отвлечься от воспоминаний. Картина из сна, казавшегося бредом, промелькнула перед глазами. Привязанный к столбу Агровейн со стрелой во лбу, стрелой, выпущенной его рукой. Он удивленно посмотрел на Ланселота. — Да чтоб тебя, Тристан! Только безмозглый идиот, зная, что здесь сарматы, заметив стрелу с синим наконечником, не поймет, что это их рук дело. Думаешь, никто не знает, что многие за эти годы бежали в леса? Но раньше беглецы не подбирались так близко, исчезали там, за стеной, растворяясь среди восточных племен. Сейчас же, судя по всему, кто-то из сармат примкнул к пиктам, и этот кто-то поделился знанием о яде.
Интересно, кем теперь себя считал Ланселот, что так презрительно бросил "сарматы"? Неужели за это время римляне приняли его за своего?
— Так ты считаешь, что в этом виновен Агровейн? — но что странно, сколько он там был, ни разу синих стрел не видел. Может, только иниш использовали такое оружие против римлян?
Ланселот будто не расслышал его вопроса, только резко поднялся с кровати и направился к столу.
— Мудрый... римский лекарь, поглоти его бездна, даже не подумал, что стрела может быть отравлена, понимаешь? — и, сбавив тон, вцепившись руками в столешницу так, что и костяшки побелели, продолжил, — Динадан мог бы выжить. Так что я тебя еще раз спрашиваю, Тристан, жив ли Агровейн?
Глядя в глаза Ланселота, который точно бы кинулся на него с кулаками, не будь здесь Артура, он, сделав глубокий вдох, спокойно опустил руки на простыню. Ткань приятно холодила ладони.
— Агровейн помог мне и Гектору бежать, — заслышав имя римлянина, Ланселот с Артуром переглянулись. Командующий отрицательно покачал головой и впервые за вечер посмотрел на него.
— Не уходи от ответа, Тристан. Еще один наш брат жив? — странно было слышать из уст этого римлянина слово "брат". Кастус проникся несчастной судьбиной сарматских детей, что так переживает за них? Подавляемая горечь, не дававшая покоя с самого прибытия в Британию, все же нашла выход.
— А брата ли выкинули в море, тогда, почти полтора года назад? Брата Крас оставил изнывать от жары без воды, братьев твоих на корабле морили голодом и не давали заболевшему лекарства, что потом твоя мать с ненавистным вам лекарем еле выходили его?
— Тристан, — предостерегающе начал было Ланселот, но Артур остановил его.
— Я знаю о Леоне, знаю, как к вам относились там. Но, слышишь меня, Тристан, такое впредь не повторится. Этого я не допущу, не позволю относиться так к вам, рыцарям.
Он усмехнулся.
— Поэтому сразу же отделяешь нас от них, акцентируя внимание на выдуманном статусе? Да, это сплотит войско, как же, — едко произнес Тристан. — И, отвечая на твой вопрос, римлянин, нет, Агровейн мертв. Он вынужден был остаться, чтобы отвлечь внимание пиктов. Гектор так же мертв. Единственный, кто спасся, — я. Но знаешь, сейчас уже думаю, что, может, это спасение — не дар богов, а их проклятие. Я не стану обрекать на гибель пусть даже пиктов. С меня довольно смертей.
Повисла тишина. На удивление такому всегда говорливому Ланселоту не было чего сказать, после его гневной тирады тот чего-то не стремился поделиться своим явно веским мнением.
— Лет эдак с двадцать назад, когда еще мой отец прибыл в Британию, вышел указ, что беглеца римской армии, будь он чистокровный римлянин, бритт, сармат, по поимке нужно казнить. — Арториус вновь устроился за столом, вглядываясь в свиток. Сердце пропустило удар. Чего же тогда Дагонет говорил, что не на казнь ведет? Неужели солгал, чтобы усыпить внимание? — Как понимаешь, в первые годы воины прочесывали лес в поисках сбежавших, устраивали показательные казни. Но многие так и не были найдены, видимо, им удалось затеряться среди местных. Тогда же, если я не ошибаюсь, император Валентиниан III издал предписание, согласно которому семья беглого должна понести наказание за проступок, отдав всех своих детей Риму. А в случае неповиновения... не только конники отправятся за детьми, но и часть армии. Ты, наверное, пока еще был в форте, узнал, почему Галахад оказался здесь?
Тристан кивнул.
— Артур, пожалуйста...
— Погоди ты. Он должен знать. Иначе так и будет ненавидеть меня, тебя и остальных, не понимая, что в этом нет нашей вины. Когда вы с Агровейном пропали, с полгода я не отправлял свиток, подтверждавший вашу гибель. Скажем так, меня убедили, что вы живы. Но сейчас вы оба мертвы для империи. И это значит, Тристан, что, по истечении срока, когда прибудут пропускные и охранные грамоты, ни для тебя, ни для Агровейна их не будет. Вы не сможете отправиться домой.
Никогда нельзя верить римлянам. Ни-ког-да. Скомкав в руках простыню, он перевел тяжелый взгляд на командующего.
— Так что ты от меня хочешь?
— Вот это, — Артур указал на свиток, — бумага, заверяющая чудо твоего воскрешения. Я не хочу забирать у тебя свободу, Тристан. Ты — вольный человек и только в силу нелепого договора вынужден здесь быть. Динадан, умирая, шептал в бреду, что видел Агровейна. Если есть хоть какой-то шанс и его вернуть домой, я приложу все усилия, чтобы это сделать. Но мне нужно знать, что он не с пиктами заодно, что он не будет пытаться убить кого-то из нас.
Пытаться? Перед глазами замаячили картины действа у костра. К горлу подкатил тошнотворный ком.
Если так легко вернуть из мертвых того, кто для империи погиб, то разве сложно мертвеца определить беглецом? И что тогда? Пять братьев будут вынуждены отдать своих детей из-за побега Агровейна и до скончания веков проклинать его.
Тяжело сглотнув, откинув в сторону одеяло, которое враз стало безумно жарким, Тристан тихо произнес:
— Агровейн мертв.
— Ты уверен в этом? — держа в руках перо, распрямляя бороздки, опять не глядя на него, спросил Артур.
Тихое "да", последовавший скрип пера, шум свертываемых свитков и звук пододвигаемого деревянного стула. Кастус поднялся из-за стола и молча вышел из комнаты.
Ланселот, сложив руки на груди, прислонился к стене.
— А не пожалеешь о том, что соврал? Или, — удивленно распахнув глаза, уставился на него, — или он теперь в войске Мерлина? Тристан, он что, с ними? Подожди, это что, он убил Краса?
Поднявшись с кровати, забрав сиротливо стоявшую на полу кружку, Тристан подошел к столу и налил себе воды из графина. Сделав пару глотков, прикрыв глаза ладонью, ответил:
— Агровейн давно был мертв для Рима, как и для нас. Только об этом я узнал два дня назад.
_____
*Однажды предавший — предатель всегда.
Ludovico Einaudi – Run
Глава 6. — Aliis inserviendo consumor
Ветра становились все холодней. Кутаясь в выделенную славными римлянами рубаху, Тристан от всего сердца проклинал отвратительную промозглую погоду ненавистного места. Там, дома, должно быть тоже уже прохладно. Наверное, Сардана вновь не послушает ни Алму, ни отца и вплоть до зимы будет бегать в связанном матерью свитере, утверждая, что ей ни капельки не холодно.
Тристан усмехнулся своим мыслям. Когда-то и он купился на ее отговорки. Только потом, коснувшись замерзших ручек, понял, что сестренка просто не хотела показывать свою слабость. И ни за какие сокровища мира девочка не рассталась бы с обветшалым предпоследним подарком матери. Тогда же Тристан не сдержался и впервые накричал на малышку, пытаясь воззвать к ее разуму. И было до безумия стыдно перед ней, когда в голубых как летние небеса глазах собрались слезы.
Пернатый гордец злобно поглядывал на него желтым глазом. Джулс невесело хмыкнул, когда своенравная птица вновь цапнула его за палец.
Тристан поморщился и слизнул выступившую кровь. Вот ведь упрямый ястреб, корми — не корми, а все равно, стоит только отвлечься на мгновение — без ободранных рук не уйдешь. О защитных перчатках не стоило даже и мечтать. Собственно, он был отчасти благодарен заступничеству Арториуса, что хотя бы по прошествии месяца римляне больше не смотрели на него, словно Тристан был причиной всех их бед. Да и выделенный клинок уже пару раз пригодился, им было весьма удобно резать фрукты. Сделать лук и стрелы не составило никакого труда, разве что проблематично было его спрятать, чтобы славные воины не сразу его нашли.
— Ты правда думаешь, что он однажды станет ручным? — закрывая за ним клетку вольера, поинтересовался римлянин. Тристан кивнул и провел рукой по решетчатой двери. А что бы он сам делал, если бы его закрыли в клетке и пытались дрессировать? Правильно, так же сражался бы, стараясь навредить захватчику. Откуда же птице знать, что не только ей ограничили свободу? — Ох, Тристан. Да скорее Рим бросит Британскую колонию, нежели эта куропатка станет послушной.
Ястреб как-то недобро покосился на Джулса. Зря он так, зря. Злобная птица, не отзывавшаяся ни на одно из имен, которыми ее пытались называть римляне, никогда и никому ничего не прощала, да и была весьма неглупа. Вот, видимо, за долгое отсутствие сегодня и цапнула за руку. Хотя чего уж там, замечтался. А пернатый друг мало того что был горд, так еще и ревнив — внимание можно было проявлять только к нему и никому другому, иначе вновь пришлось бы перематывать руку ветошью. Посмеиваясь, Тристан вытащил из холщовой сумки припасенные два яблока, одно из которых оставил на скамье для этого странного римлянина, которого непонятно за что невзлюбили солдаты. Он особо не спрашивал, в чем причина такого отношения, а Джулс не стремился с ним откровенничать. Впрочем, разговорчив этот парень был исключительно со своими молчаливыми подопечными, будь то птицы или же лошади.
Выйдя из-под навеса вольера, Тристан вдохнул полной грудью. Моросящий с самого утра дождь закончился. Солнце появилось из-за туч, и он подставил лицо таким неярким и почти уже зимним лучам. Может, все же стоило взять с собой куртку. Он зябко поежился и, поправив ремень сумки, впился в желтый бок яблока, вышагивая в сторону форта.
— Еще немного, и узнаем, так ли ты благочестива, как кажешься, — гнусаво протянул славный воин Рима, вдавливая в стену конюшни худенькую девушку.
Яблоко, до этого казавшееся неимоверно вкусным и сочным, стало поперек горла. Тристан удивленно воззрился на открывшуюся было картину. Что за?.. Заметив, как по-свойски римлянин схватил ее за шею, не теряя ни секунды, без сожаления швырнул надкусанный фрукт и попал чуть выше правой ладони солдата, опершегося о стену.
Воин вздрогнул, когда ошметок яблока испачкал его руку — экий нежный, усмехнулся Тристан, — и, обернувшись, заметив его, презрительно протянул, будто общался с не равным себе, а с рабом:
— Не мешай развлекаться, пиктское отродье, иди куда шел.
Зажав ладонью рот девушки, солдат резко дернул за ворот ее рубахи. Раздался треск рвущейся материи. Странно, девушка даже не пыталась сопротивляться, словно уже смирилась со своей судьбой. Вытащив из ножен клинок, бесшумно подойдя к славному воину, Тристан приставил острие к пульсирующей жилке с правой стороны шеи незадачливого римлянина.
— Ты что, не понял? — чуть сильнее надавив, хрипло спросил он. Голос на латыни звучал как-то странно, непривычно. Как ни крути, отвык он от ненавистного языка, из принципа общаясь последний месяц исключительно со своими соплеменниками и командующим. — Сам же знаешь, мне, пиктскому отродью, будет за благо перерезать тебе горло. Жаль только девочке одежды запачкаю. А так бы я с превеликим удовольствием это сделал, — злость так и клокотала внутри, Тристан сильнее сжал рукоять, вдавливая острие в застарелый шрам от римского шлема.
Убрав руки от девушки, отойдя на пару шагов, видимо, предавшись размышлениям о целесообразности битвы — рука римлянина так и норовила коснуться рукояти гладиуса, — солдат, решив ретироваться с неудавшегося места развлечения, едко бросил:
— Кастус узнает об этом.
— Если он узнает об этом, то не только из твоих уст, — с почти таким же презрением в голосе — как ни крути, видимо, только истинные римляне способны разбрасываться сочащимися ненавистью словами, — ответил Тристан, провожая славного воина злым взглядом.
Слыша отборные ругательства солдата, он усмехался. В бездну этого идиота. Не хочет по-хорошему, подумаем, что можно предпринять на этот счет. Пускай бежит, ничего. Хотя Арториус не будет рад, когда узнает, что прощеный беглец вносит смуту в ряды благочестивых христиан, охочих до прелестей юных дев.
Справа кто-то шумно втянул воздух, будто подавлял всхлип.
Точно, девушка. Честно говоря, он думал, что, когда славный воин поспешил в центр форта, она успела скрыться. Видимо, ошибся.
Тристан обернулся и растеряно замер.
У ее ног лежал жилет, из-под длинной коричневой юбки виднелись видавшие виды сапоги, а из порванного ворота белой рубахи выглядывало незагорелое плечико. Бледная, испуганная девочка с густыми черными ресницами, глазами цвета летнего неба и длинными светлыми волосами закусила почти до крови губу — только бы не заплакать. По спине пробежала холодная капля. Руки, никогда раньше не подводившие, враз ослабли, задрожали, и клинок со звоном упал на каменную кладку, так заботливо выложенную римлянами (или их рабами) с сотню лет назад.
Сардана?
Он и сам не заметил, как подшагнул к ней поближе, как коснулся плеч, вглядываясь в такие знакомые черты. И когда она отвела в сторону взгляд, Тристан разочарованно хмыкнул, вспомнив наконец, где же ее видел.
Эта испуганная девочка, так похожая на его маленькую сестренку, на третий день его пребывания в ненавистной Британии подносила ему еду в таверне. Вот, видимо, настало время отплатить за когда-то проявленную любезность.
— Ну что ты, что ты, — шептал он, поглаживая ее по голове, провел ладонями по волосам, убрал лезущие в глаза прядки за, на удивление, такие холодные ушки, когда она, еле отлепившись от стены, прижалась к его груди.
Тристан чувствовал, как сильно бьется ее сердечко, как у загнанной птички. Он усмехнулся, уткнувшись ей в макушку, вдыхая ромашковый аромат ее волос. Непрошеные девичьи слезы все же нашли выход — рубашка в районе ключицы стала мокрой.
— Все уже хорошо, маленькая. Все хорошо, Сардана, я с тобой.
И замолчал, поняв, что именно сорвалось с его губ. Он знал, что это не сестра и даже не ее бледная тень. Но боги, как же хотелось, чтобы это была она, его малышка, которую Тристан поклялся защищать, его хрупкая маленькая девочка, пытавшаяся помешать римлянам забрать его из дому.
Стоило только коснуться ладонью хрупких лопаток, как она вздрогнула и отступила на полшага назад, ненароком потянув его за собой, и, упершись спиной в стену конюшни, стала испуганно озираться по сторонам.
Будто во сне Тристан наблюдал, как до этого тихо плакавшая девушка, нахмурив брови, втянув воздух, как перед прыжком в холодную воду, приподнялась на цыпочках и робко, словно опасаясь — или надеясь? — что он ее оттолкнет, коснулась своими губами его губ. Поцелуй вышел неумелым, отдающим солью. Волшебство обманчивого мгновения исчезло, последние глупые надежды истлели.
Это кто угодно, но не Сардана.
Собственно, а кого он хотел обмануть? Тристан облизнул губу и улыбнулся, смотря в глаза вжавшей голову в плечи девушке.
У его маленькой Сарданы были веснушки, волнистые непослушные прядки и курносый носик. А в этой девушке — сходство с образом сестры, поселившимся в воспоминаниях, до поцелуя не позволяло заметить очевидное, — было слишком мало от Сарданы, разве что глаза цвета неба и светлые волосы. Тристан смешливо хмыкнул. Глупец. Какой же он глупец. Жаждет выдать желаемое за действительное.
Она растерянно всматривалась в его лицо, видимо, не зная, что ей делать дальше, когда от него ответа не последовало. И, сглотнув, как-то обреченно потянула за съехавший рукав рубахи.
— Не нужно, слышишь. Ты ничего мне не должна, — Тристан взял ее лицо в ладони, рассматривая такие похожие, но все же неродные глаза. Девушка зарделась, поправила рубаху и осторожно коснулась холодными пальчиками его запястий.
Сердце пропустило удар, когда она чуть слышно произнесла "спасибо". Тристан отступил на шаг, давая ей возможность отойти от злополучной стены и, спрятав в ножны поднятый с каменной кладки клинок, протянул девушке ее жилет. Она нервно пыталась завязать ленту, стягивающую ворот когда-то целой рубахи непослушными дрожащими пальцами, но ей это никак не удавалось.
— Боги, иди сюда, — он улыбнулся, завязал на два узелка ленты. Видя, как девушка странно косится в сторону площади, спросил: — Тебя провести до таверны?
Она нерешительно кивнула.
Небо было затянуто серыми облаками, судя по всему, скоро должен был начаться дождь. Рядом шедшая спасенная упорно молчала, иногда спотыкаясь о неровно положенную кладку дороги, и вздрагивала, замечая кого-либо из солдат, видимо, боясь увидеть не в меру сдержанного римлянина. Интересно, как долго продолжается эта травля?
— Изольда!
Рыжеволосая бестия, за которой, по рассказам Гавейна, тщетно пытался ухаживать Борс, вышла из таверны. Вот значит как зовут его новую знакомую, Изольда. Холодная ладошка осторожно коснулась его пальцев.
— Командующий об этом не должен узнать, — прошептала она и обернулась к позвавшей ее молодой дочке тавернщика. — Я сейчас, сейчас. — Девушка вновь с грустью посмотрела на него, — ты хотел как лучше, я понимаю. Но не делай так больше, ладно? — едва сдерживая слезы, произнесла Изольда и, сжав напоследок ледяными пальчиками его запястье, исчезла вслед за странно на него посмотревшей Ванорой. А перед ней-то он в чем виноват, что волком смотрит?
Тристан усмехнулся.
Ну что же, не должен так не должен. Он и сам справится, не маленький.
Через пару дней, сидя в таверне с "рыцарями круглого стола" — очередная блажь Артура о равенстве и братстве, увы, его не впечатлила, — Изольда, убирая со стола грязную посуду на поднос, тихонько достала из передника яблоко и вложила почти незаметно ему в руку. Почти. Ланселот, явно имевший виды на девушку, криво усмехнулся и, стоило только ей отойти в сторону, смешливо произнес:
— То-то я думаю, что же тут за защитник обиженных и угнетенных появился.
Да его хлебом не корми, дай повод поддеть. А сами-то хороши. Значит, знали, что этой девочке не дает проходу непонятливый римлянин, и просто наблюдали за развитием событий? Самоотверженные рыцари, стоящие на защите порядка, ничего не скажешь.
Тристан вытер красное яблоко о штаны. Гавейн, собиравшийся было сделать очередной глоток напитка из лесных ягод, замер с кружкой.
— Так, погоди, какой еще защитник?
А, может, знали не все.
— О, друг мой, ты не слышал? Так спроси нашего молчаливого недопикта, отчего костяшки у него кровят, а Тирот ходит с заплывшим глазом, — противное прозвище, данное с легкой руки Ланселота, безумно раздражало, но проявлять свое отношение в таком деле было неблагоразумно. Как мальчишка из вредности продолжил бы так называть, да и остальным бы подогрел интерес. Потому оставалось терпеть. — Нет, ну ты посмотри на него, сидит, сияет. Поделись угощением, Тристан.
Он, выискав Изольду взглядом, благодарно ей кивнул и, глядя на лыбящегося Ланселота, смачно впился в алый бок.
— Похоже, не судьба тебе отведать чужие плоды славы, — Гавейн пригубил кружку.
— Похоже, к Тристану девушка благосклонна, — подхватил новую забаву поднявшийся из-за стола Галахад, но, видимо, заметив его недобрый взгляд, шутливо поднял руки вверх. — Все, все, молчу.
Яблоко было действительно вкусное, не похожее на те, что удавалось стащить. Интересно, где она его взяла? Девушка как раз скрылась за шторкой, ведущей на кухню.
— Завидно, да? — усмехаясь, протянул Тристан, откусывая очередной кусок.
— Обидно, понимаешь ли, — наигранно вздохнул Ланселот, поднимаясь вслед за остальными. — Нет-нет, не за себя, у меня таких проблем нет на любовном поприще, за Борса сердце болит.
Здоровяк угрюмо глянул на первого рыцаря Артура. Ну вот, опять. Скучающий Ланселот — самое страшное бедствие форта. Демонстративно хрустнув костяшками, криво улыбнувшись, Борс громко произнес:
— А ты еще поговори, не только сердце болеть будет, это я тебе обещаю.
Ожидаемую реплику "Страшно-то как" Ланселот не успел произнести. Подошедший к столу Артур подозвал его и вскоре увел из таверны.
— Ты бы поострожнее с Тиротом, — будто бы невзначай проронил оставшийся за столом Борс, когда Персиваль, посмеиваясь, последовал за Гавейном, направившимся в сторону конюшен: сегодня была их очередь отправиться в дозор.
С каких это пор сарматы заступаются за мерзких римлян? Вытерев от яблочного сока губы, глядя исподлобья на рыцаря, он поинтересовался:
— А то что?
Борс, не отличавшийся рассудительностью и хладнокровием, на удивление спокойно произнес:
— Нас одиннадцать человек. Их — порядка двухсот. И какими бы мы ни были умелыми воинами, количеством они на раз нас одолеют. Ну или будут отлавливать по одному. Да, и к тому же, Тристан, тебе бы ходить тише воды. Артур попытается тебя спасти, если кто из них донос напишет в столицу, но он не всесилен, — видимо, заметив решимость на его лице, тихо добавил, — это всего лишь мнение, решать тебе. А я, знаешь ли, хоронить больше наших не намерен.
И ярко улыбнувшись прошедшей рядом Ваноре, враз отбросив в сторону всю серьезность, скрылся в стороне кухни.
После памятного разговора ни Артур, ни Ланселот не пытались вызнать, где же находится лагерь пиктов. Будто бы и не волновал этот вопрос их больше. Тристан не знал, что именно было написано в письме, отправленном в Рим, но когда пришел ответ, Кастус уверил его, что без охранной грамоты по окончании срока он не останется. Тогда он только сухо поблагодарил командующего и отправился к вольерам. Странно, раньше он и не подумал бы возиться с ястребами, которых так любили римляне. И, признаться, Тристан завидовал этим птицам, которые, свободно взмыв в небеса, могли исчезнуть ото всех, не позволяя своим мнимым хозяевам властвовать над ними.
Следуя в очередной раз к вольерам, — Ланселот то ли в шутку, то ли всерьез поговаривал, что ему там определенно медом намазано; возможно, рыцарь был недалек от правды, — Тристан уж никак не ожидал увидеть Изольду. Нерешительно переминавшаяся с ноги на ногу девушка настораживала. Оглядевшись по сторонам, он подошел поближе. Нет, синяков или ссадин видно не было ни на хрупких запястьях, ни на тонкой шее. Внимательно вглядевшись в ее лицо, обеспокоенно спросил:
— Все в порядке?
Девушка кивнула, не отводя от него глаз. Из-за пасмурной погоды они казались несколько темнее, чем обычно. Он не удержался, когда из-за очередного порыва ветра светлая прядка упала на щеку, и заправил ее за ухо. Изольда осторожно коснулась тыльной стороны его ладони, и отчего-то вспомнился глупый разговор за столом.
— Говорят, я тебе нравлюсь, — не таясь, ляпнул первое, что пришло в голову.
— Лгут, — ответила она, и нежные щечки зажглись румянцем.
Чувствуя, как что-то странное заворочалось в груди, Тристан растянул губы в улыбке. Хрупкая девочка нерешительно улыбнулась в ответ, глядя на него своими невозможными глазами.
— Я, конечно, извиняюсь, но вынужден прервать вашу милую беседу, — как-то не особо весело произнес подошедший Ланселот, кивнув в сторону конюшен. Девушка, до этого хотевшая что-то сказать, стеснительно опустила глаза и резко убрала руку от его ладони. Отдаленно похожий на вздох разочарования слетел с его губ. Ланселот только усмехнулся, будь он неладен. Как пить дать, к вечеру от нелепых шуточек не будет отбоя. — Давай живее, любвеобильный недопикт, Артур просил поторопиться.
— Тристан, — тихо прошептала она, когда он было направился следом за рыцарем, — пожалуйста, будь осторожен, — и, подавшись вперед, прильнула к нему. Странное ощущение медленно расползалось по грудине, наполняя продрогшее под холодным кафтаном тело теплом. И так не хотелось никуда уходить, но все же пришлось, когда Ланселот, возведя глаза к небу, схватил его за предплечье.
Опавшие желтые листья шуршали под ногами, и мелкий моросящий дождь почти приятно холодил разгоряченное лицо. Первый рыцарь только качал головой, периодически бросая на него косые взгляды. Тристан видел, что сдерживался тот из последних сил, чтобы не сказать что-то явно неприятное.
— Так что за срочность? — впервые было ужасно неуютно в тишине. До дверей конюшни оставалось пару шагов. Противный ком встал в горле, мешая сделать вдох, и Тристан никак не мог понять, почему именно сейчас охватило чувство тревоги. Говорливый соплеменник предпочел промолчать, завидев выехавшего из конюшни командующего.
И уже несколько мгновений спустя, рысью следуя за Артуром и Ланселотом на выделенной серой в яблоках лошади, Тристан понял, что его смущало. В отличие от Кастуса и его верного прихвостня, с собой у него не было ничего из оружия. Если, конечно, не брать в расчет тот кинжал, который больше подошел бы для работы на кухне. Всадники, замедлив ход, дождались того момента, как он приблизился к ним. Внизу холма виднелась деревня.
— Вернувшись с последнего дозора, Ивэйн передал мне занимательную весть, Тристан, — Артур смотрел куда-то вниз, не поднимая на него взгляд. По спине пробежала дрожь. Дней пять назад раненный Ивэйн погиб, а римлянин, который вместе с ним ходил в дозор, пропал. Дагонет и лекарь только развели руками, — слишком много крови потерял в бою Ивэйн; под утро он просто не проснулся. Артур тогда отменил все тренировки и, заручившись поддержкой войска, отправился по маршруту, по которому нести дозор должны были рыцари. Защиту форта укрепили и по несколько воинов отправили в близлежащие селения. Но причем здесь он?
— Чем же я могу помочь? С меня же...
— Ты знаешь их язык, не прибедняйся, — перебив собиравшегося было что-то сказать Артура, ответил Ланселот. И, дернув за повод, повел вперед своего коня.
Ответ такой был более чем странен. Они взяли кого-то из лесных? Как он узнал, командующий не был чистокровным римлянином, его мать была одной из местных; да и проведя гораздо больше времени в Британии, чем любой сармат, тот неплохо владел языком пиктов. Что-то не сходилось.
Тристан за это время после возвращения уже привык к косым взглядам; год с лесными не прошел за зря. Кто же знал, что, спрятав шрамы, он будет вынужден вернуться к своим "хозяевам"? Привязав лошадь, он пытался не прислушиваться к наполненным отнюдь не лестью словам местных, пытался не замечать искривленных злобой лиц. Признаться, это не особо удавалось.
— Проходи уже, чего застыл, — подтолкнул его к входу в один из покосившихся домишек Ланселот. Римляне, караулившие вход, кивнув Артуру, отступили в стороны.
В комнате было холоднее, чем снаружи, Тристан это явно ощутил. Если в доме и были окна, то они были либо зашторены плотной тканью, либо же закрыты ставнями. Откуда-то из угла раздался сиплый смех. Он обернулся к возившемуся с огнивом первому рыцарю.
— Тебе, наверное, интересно, зачем мы пришли сюда, Тристан, — негромко произнес командующий, поднимая вверх зажженный факел. Ланселот спрятал огниво в кисет. Что-то не то было в интонации Кастуса, и он непроизвольно потянулся к ножнам, на удивление, оказавшимся пустым. — Не это ли ищешь? — спросил Артур, бросая на пол кинжал. — Внимательнее нужно быть с оружием, не ровен час вытащит кто. Как сегодня.
Броситься наперерез Ланселоту и забрать кинжал до того, как тот достанет свои мечи, он попросту не успел бы. Рядом не было ничего, чем он смог бы обороняться. Проклятье.
Мужчина в темном углу что-то неразборчиво пробормотал и зашелся в кашле. Отходя спиной к стене, Тристан взглянул через плечо на, по-видимому, пленника, и растерянно замер. В неярком свете факела были видны седые волосы, слипшиеся от крови и грязи, шрам на правой щеке, появившийся явно недавно, и яркие карие глаза, которые он никак не мог забыть в кошмарах.
— Гектор?.. — неверяще протянул он и, не обращая внимания на Ланселота с Арториусом, подошел к пленнику поближе. Римлянин вздрогнул, стоило только коснуться его плеча. Да что, бездна забери, здесь происходит?
— Помнится, ты говорил, что он погиб, Тристан, — спокойный тон Кастуса донельзя раздражал. Мужчина вцепился руками в его штанину и что-то неразборчиво шептал. Боги, да кто это с ним сотворил? — Говорил, что ты — единственный выживший, что... — Артур запнулся, будто никак не мог подобрать нужного слова, но после, словно нехотя, продолжил, — Гектор погиб, так, мой верный-верный рыцарь? Ну же, чего ты молчишь? Расскажи-ка историю о своем чудесном спасении. Агровейн ведь тоже жив, Тристан, ведь так?
Судя по усмешке Ланселота, командующий давно узнал правду. Только для чего все это было разыгрывать? Хотели устроить показательную казнь, то зачем совершать это в тайне? Хотя... Оставшиеся рыцари, возможно, заступились бы за него, обрекая себя на подобную участь.
— Зачем, Тристан? Просто скажи мне, зачем ты тогда солгал? Ведь возвратись он в форт...
— Он не вернулся бы, — опускаясь рядом с Гектором, ответил Тристан. Руки римлянина были туго связаны спереди, веревки впивались в запястья. Ослабить путы все никак не удавалось. — А обречь его братьев на жизнь, похожую на мою, я не смог. Проще было сказать, что он мертв, а не перебежчик, — оставив тщетные попытки, он перевел взгляд на Кастуса. — Может, развяжете его?
Ланселот протянул ему один из мечей рукоятью вперед. Какая забота, хмыкнул Тристан, собираясь было разрезать веревки.
— Не спеши. Отсюда выйдешь или ты, или Гектор, но никак не вы двое, — зло протянул командующий. Тристан растерянно обернулся к Кастусу.
— Что?
— Ты прекрасно все расслышал, Тристан. Либо ты, либо он. Выбирай.
В повисшей тишине было слышно только потрескивание факела да и, наверное, бешеный стук его сердца. Там, у дверей, что-то громко обсуждали оставшиеся воины. Он взглянул на отблески пламени на острие. Перед глазами промелькнула золотая чаша с прекрасным напитком и распластавшийся на красной от крови траве Крас.
Холод, сковавший тело, отпустил, когда он сжал рукоять и распрямил плечи.
— Интересно, Кастус, что бы сказал твой великий учитель? – что-то отдаленно напоминающее удивление промелькнуло на лице командующего. Тот с интересом взглянул на него, наклонив голову набок. — Чем же тогда вы, славные римляне, лучше лесных? Вы также готовы убить безоружного в угоду себе.
— Только предателей, Тристан.
Даже если бы и удалось одолеть командующего с его прихвостнем, далеко бы он все равно не ушел. Чрезмерно много римлян в поселке, это Тристан отметил еще когда они только прибыли сюда.
Довольно.
Со звоном сталь опустилась на половицу.
— Моя жизнь не стоит чужой.
Тристан замер, заметив, как до этого казавшийся беспомощным Гектор, кинулся было к оружию. Кастус ногой оттолкнул в сторону меч и приставил гладиус к шее римлянина.
Оскалившись, ткнув в командующего трясущейся рукой, Гектор хрипло рассмеялся.
— Из-за него вы все подохнете!
— Уведи его отсюда, — чуть слышно Арториус отдал приказ Ланселоту. Тристан неверяще воззрился на Кастуса, доставшего из ножен кинжал. — А мне с нашим другом нужно потолковать.
И только когда его под руку вывел на улицу Ланселот, он смог сделать вдох полной грудью. Из-за серых туч вышло солнце, озаряя все вокруг теплом. Тристан устало потер переносицу, вперившись взглядом в причудливой формы облака. Бежать некуда. Всюду одно и то же. Он сдохнет здесь в угоду этим идиотам.
— Не спеши проклинать Кастуса, друг мой.
Из-за закрывшихся дверей за вошедшими стражами не было слышно ни звука. Тристан не хотел думать о том, что же там происходило. Вырвавшись вперед, — отчего-то первый рыцарь не спешил его останавливать, — он направился к коновязи. Заслышав его шаги, серая в яблоках лошадь тряхнула гривой.
— Друг твой остался там, внутри и, скорее всего, сейчас расправляется со своим собратом.
Ланселот только усмехнулся и покачал головой.
— Из-за Гектора тогда, полтора года назад, сгорели заживо люди. Он открыл ход в форт для пиктов, слышишь, Тристан. А позже, когда об этом стало известно, он и наш общий друг Крас пропали. И представляешь, каково было наше удивление, что через столько времени из лесу возвращаешься ты, полуживой, как и он когда-то, и рассказываешь сказку о чудесном спасении и гибели благороднейшего из римлян. А сейчас, после гибели Ивэйна, которому все же удалось схватить эту мразь, он на одном из допросов сказал, что его преемник — это один забавный недопикт, пришедший примерно с месяц назад в форт, Тристан. Ты часом такого не знаешь, а?
Все это время... Будь они неладны, все это время, косо смотревшие на него римляне боялись увидеть в нем врага, очередного предателя, из-за которого пламя вновь окутает форт. Он прикрыл глаза ладонью и шумно втянул воздух.
— Ты это, прости за представление, но нам нужно было проверить, с ними ты или нет. В конце концов, про Агровейна ты соврал Артуру. Да, из благих, как оказалось, намерений, но все же...
Все же. Он всюду предатель. Дома — клятвопреступник, отрекшийся от последнего обещания матери, здесь — предавший что пиктов, что римлян. Наверное, умри он в Британии, земля не примет его кости и их растащат по лесам дикие звери.
— Когда от тебя останется пепел, то с первым порывом западного ветра ты вернешься домой. Так когда-то говорил мой отец, Тристан. Не только ты страшишься того часа, когда останки будут погребены в землю, — видимо, задумавшись, он произнес свои страхи вслух. Странно, но, обретя словесную форму, они не казались такими уж пугающими. Но до чего же горько было осознавать, что, возможно, сестренку он больше так и не увидит. — Это не наша земля, не наша война, мы не должны остаться здесь навечно. Когда-нибудь мы вернемся домой, — и, подумав, добавил, заметив вышедшего из хижины Кастуса, — только для многих из нас это "когда-нибудь" так и не настанет.
— Ты как? — спросил его командующий, когда Ланселот, кивнув, вырвался на коне вперед. Тристан пожал плечами. Не хуже, не лучше. Только гадко было на сердце, но он прекрасно знал, что виновен во всем сам. Не стоило бежать. Или не стоило возвращаться? Бездна его знает. — Знаешь, наверное, стоило просто поговорить с тобой. Этого было бы достаточно.
— После всего, что я натворил? — Тристан нахмурился. — Разве этого было бы достаточно?
Артур кивнул и горько улыбнулся.
— Более чем.
Когда они добрались до форта, долину окутали сумерки. Из собравшихся туч вновь начался дождь. Близ горизонта красным горело небо. Джулс недовольно скривился, заметив своих любимцев вне конюшни и, что-то проворчав себе под нос, увел его лошадь.
— Кастус, погоди, — окликнул он командующего, собиравшегося было выйти из помещения под проливной дождь. Артур замер в дверях и обернулся к нему. — Когда-то ты просил меня довериться тебе, ты обещал, что не подведешь моих ожиданий. Но тогда я не был честен с тобой до конца и подвел тебя, сбежав, — тот только мягко улыбнулся и покачал головой. — Сейчас же, — Тристан сглотнул вставший в горле ком, — я прошу тебя довериться мне. Я больше не подведу тебя, клянусь.
— Я и без клятв это знаю, Тристан.
И, пожимая в этот раз предплечье Артура, он знал, что обещание сдержит.
_____
* Служа другим, сгораю.
Anthony Hopkins — Margam
Автор: znaika
Бета: mary_elizabeth
Фэндом: Король Артур
Персонажи: Тристан/Изольда, Агравейн, Артур/Гвиневра, Галахад, Гавейн, Ланселот, Дагонет, Борс/Ванора
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Драма, AU
Размер: Макси, 82 страницы
Кол-во частей: 8
Статус: закончен
Описание:
Когда от тебя останется пепел, то с первым порывом западного ветра ты вернешься домой.
Посвящение:
Всем фанам КА-2004.
Публикация на других ресурсах:
А оно вам надо-то? По этому упоротому фэндому никому и ничего не надо, лол.
Примечания автора:
Агровейн - тот, кто по фильму числился Merlin's Lieutenant. Чего-то мне показалось, что ребята с ним более чем знакомы, как, собственно, и он с ними.
И да, даешь всем Тристанам по Изольде.
У автора новый сорт чая и новый проигранный спор.
ge.tt/4J70rQm/v/0
Знаю, что из Кольхааса, но очень-очень в тему особенно к последней главе.
Наверное, в этой истории больше всего меня. Пусть я и "провела своего персонажа через все круги ада" (да, Света, задело), но я люблю его. Может, жестоко это все было, хотя даже и не "может". Я иначе не видела этот рассказ.
Глава 5. — Semel traditurus, semper traditurus
Порывом ледяного ветра обдало мокрое лицо. Чувствуя сильную головную боль, Тристан открыл глаза. Его добрый бывший друг, стоявший перед ним, что-то говорил, но, как он ни пытался, понять смысл произнесенных слов ему не удавалось. Тристан еле успел зажмуриться, когда славный Агровен выплеснул очередную кружку с водой в лицо, видимо, не заметив, что тот, кого так старательно после знатного удара по голове пытался привести в чувство, уже очнулся.
— Так получше будет, Трис? — заботливо поинтересовался бывший друг, похлопав его по щеке. От такого незначительного прикосновения перед глазами поплыли темные круги. Тристан недовольно зашипел, когда, пытаясь отстраниться, ощутимо приложился головой о столб клена, росшего неподалеку от хижины ведьмы, — руки были крепко связаны за деревом, запястья саднило от пеньковой веревки, а боль в голове ослепляла.
— Э, не-не-не, не закрывай глаза, Тристан, не надо. Я, понимаешь ли, собрался с тобой серьезно поговорить, а ты вот так некрасиво хочешь уйти от разговора, — Агровейн мягко проходился промасленной тряпицей по острию ножа, опустившись на валун. Какой бережливый, ухмыльнулся Тристан, ощущая, как густая капля крови потекла со лба по переносице.
— Мне не о чем с... тобой говорить. Если ты считаешь, что... победил в честном бою...
— В честном я бы вряд ли победил, Трис. А это недопустимо, — растянул губы в довольной улыбке бывший друг, будто бы Тристан должен был непомерно обрадоваться тому факту, что, будь он здоров и попытайся Агровейн на него напасть, победителем остался бы явно не пикт. Промокшая от пролитой воды рубаха неприятно холодила тело. Узел веревки все никак не поддавался. Ничего, возможно, у него еще есть время, главное — не провоцировать этого до ужаса хорошего человека раньше времени отправить его к праотцам.
— И где... тот храбрец, который вырубил безоружного со спины?
От самодовольной улыбки на лице подошедшего бывшего друга на сердце стало еще гаже. Ну с чего он взял, что здесь, в ведьминой хижине, ему ничего не угрожало? Почему, черт подери, он не напоминал себе каждое утро, просыпаясь в теплой постели, что во всем этом замешан Агровейн? Мало ему было смерти Изольды — как Тристан себя ни убеждал, но ее кровь навсегда останется на его руках, — а теперь могут и оставшиеся друзья погибнуть по его вине.
— Ты о Фидахе? Ох, Тристан. Не знаю, что вы там с ним не поделили, но мне уже надоело его оттягивать от твоей грудины. Приглянулось ему твое сердце, знаешь ли. Будь поосторожнее, — это проявление снисхождения и дружеской заботы начало порядком доставать. Боже, были бы силы выбраться отсюда. Были бы силы остановить подлую дочь племени пиктов. Были бы силы знатно врезать этой твари, так ярко радующейся его беспомощности. — Ты это, не волнуйся, как только все закончится, мы отпустим тебя, — он удивленно перевел взгляд на Агровейна. — Но, увы, в этот раз все будет несколько иначе, друг мой. Беспрепятственный побег — дурной тон, знаешь ли.
Острие ножа коснулось переносицы, осторожно прошлось по линии глазницы, опустилось к шраму на скуле, когда-то давно оставленному римлянином. Тристан заметил, что двери хижины приоткрылись, но разглядеть застывшего на пороге человека не получилось — бывший друг резко приподнял его голову за подбородок.
— Слепой, Тристан, не сможет привести никого к нам в лагерь. Хотя какой там, было бы кого приводить, — Агровейн рассмеялся и облизнул нижнюю губу. — Все они, слышишь меня, Трис, — бывший друг наклонился к его лицу и вытер стекающую со лба каплю крови, размазывая ее по пальцам, — подохнут. Ни один римский выкормыш не будет топтать своими грязными ногами святую землю.
Тристан, невзирая на боль, резко дернулся, чтобы не чувствовать руку верного друга на своем лице. Чертов одержимый идиот. Он-то думал, что за прошедшие годы Агровейн поумерил свой пыл. А нет, как был приверженцем идеи уничтожения римлян, так и остался. Только вот почти все они ушли, завидев приближающихся саксов. Остались только те, кто успел обзавестись семьей из местных, и те, кому не было места в других провинциях, которую Рим не ликвидирует, узнав об угрозе захвата. Но разве ослепленный желанием мести станет слушать его доводы?
— Забыл уже, что из-за римлян ты оказался здесь? — и, видя перекосившееся от ненависти лицо доброго друга, понимая, что бравада может иметь для него весьма печальные последствия, все же едко продолжил, — не будь их, давно бы сдох где-то в степях. Не достиг бы таких высот, не смог бы безнаказанно убивать женщин и детей, ведь так, Агровейн?
Реакции бывшего друга долго ждать не пришлось. Славный удар в челюсть зажег перед глазами звезды. Противный соленый привкус появился во рту — он сильно прикусил язык. Что ж, меньше нужно болтать, хмыкнул Тристан.
— Я этого никогда не забуду, — растирая ушибленные костяшки, выплюнул Агровейн. И резко присмирел, закрыв глаза. — Даже если захотел бы, не смог забыть. Я до сих пор слышу их крики, Трис, до сих пор.
Чьи крики? Боже, да о чем же он говорит?
Казалось, еще пару въедливых слов, и некогда друг непреднамеренно его прирежет — как-то уж очень странно тот поглядывал на нож, зажатый в правой руке. И, сделав глубокий вдох, что-то неразборчиво пробормотав себе под нос, спрятал его в ножны.
От долгого сидения на промерзшей земле начало знобить. Агровейн распрямил плечи и оперся о ствол дерева. Тристан похолодел. Только бы этот гад не заметил его попытки освободиться.
Судя по последовавшему удару, пришедшемуся по ребрам с правой стороны, бывший друг, видимо, все прекрасно понял. Он судорожно втянул воздух. Что примечательно, Агровейн обходил левую сторону, похоже, не желая, чтобы он, Тристан, преждевременно истек кровью. От следующего удара его уберег крик Спеи, выбежавшей за порог хижины, все же вырвавшейся из захвата матери. Тристан коснулся пальцами земли, удивленно выпустив узел веревки, и ощутил, как что-то острое впилось в руку. Подцепив наконечник стрелы, каким-то чудом оказавшийся в корнях старого клена, он спрятал находку в кулак.
— Прекрати, прекрати, слышишь! — кричала девочка, удерживаемая подоспевшей рыжей за худенькие плечики. Их разделяли какие-то жалкие двадцать шагов. Маленькая защитница упорно пыталась сбросить мамины руки. — Ему больно, перестань!
— Для того и бьют, солнышко, — оскалился Агровейн. — Уведи ребенка отсюда. Чего встала? — зло прикрикнул он на ведьму, — ей нечего здесь делать.
И когда Изольда вместе с упирающейся девочкой скрылась под сенью леса, Агровейн, привязав его к дереву очередной веревкой, уселся рядом с ним под кленом, достал из кармана тряпицу и промокнул выступивший на лбу пот.
Правая сторона пульсировала, в голове сильно шумело, и от малейшего движения перед глазами прыгали черные точки. Благо боль немного стихла. Тристан чувствовал, еще немного — и зубы начнут стучать от холода. Левую руку приятно грел потеплевший наконечник стрелы. Ничего-ничего, скоро совсем иначе заговорит Агровейн. К черту клятву. Произнесенными много лет назад словами можно и пренебречь. Единожды пощадил, хватит.
Нужно было это сделать много лет назад и все проблемы последних дней, как и давно прошедших, были бы решены. И, может быть, его Изольда осталась бы жива.
— Вот видишь, Тристан, что бывает, когда друг предает доверие друга.
Действительно. Он повернул голову в сторону Агровейна. Тот вновь начал возиться с ножом, словно бы за эти несколько мгновений острие успело затупиться. Глаза бывшего друга подозрительно блестели.
— Ты меня предал, отказавшись тогда стать моим братом. Но я простил тебя, Трис. Простил.
— Так мне что, петь от радости? — он и сам не заметил, как произнес это вслух. Агровейн только хмыкнул.
— Предавший раз — предатель всегда, Трис. А я об этом забыл. Понимаешь, забыл. И второй раз ты предал меня, когда привел рыцарей, — сколько же презрения было в голосе доброго друга, когда тот произнес ненавистное слово, — в наш лагерь. А теперь она приведет моих собратьев в твой дом. И знаешь, в этот раз твои дражайшие друзья умрут. Единственное, о чем я сожалею, Трис, так это о том, что не смогу видеть, как Гвиневра в их первую с Артуром ночь перережет горло твоему командиру. Это, наверное, будет занимательное зрелище.
Укрыв его своей курткой, со словами "не смей подыхать раньше времени, нам еще будет о чем поговорить", Агровейн скрылся в хижине. Веревка, перезатянутая пиктом, плотно впивалась в запястья. Измученное тело требовало отдыха, но он знал, что засыпать нельзя. Выкручивая руку из захвата, стараясь не поранить ладонь зазубренным, явно синим от яда наконечником, он осторожно начал перерезать веревку, стараясь не выронить свое единственное спасение из рук.
Солнце скрылось за горизонтом, и в наступивших сумерках стало еще холоднее. По небу промелькнула черная тень. Что ж, здравствуй, старый друг. Где же ты был все это время? Он улыбнулся. Кровь, подсохшая на лице, неприятно стягивала кожу.
Когда с путами было покончено, на потемневшем небе уже появились первые звезды. Отерев испачканную в земле ладонь о штаны, надев куртку, Тристан поднял увесистый камень и, слегка пошатываясь, направился к хижине. Ноги не особо хотели слушаться, но, сделав над собой усилие, он все же вошел в дом ведьмы.
В единственной комнатушке было тихо. Застеленные кровати, стол со стоящей в центре плетеной корзинкой с пирожками и повсюду развешанные пучки с лесными травами. Агровейн уже давно ушел, судя по всему. И как он только умудрился пропустить этот знаменательный момент? Видимо, бывший друг не смог удержаться и все же отправился на кровавое празднество.
Проклятье, он до рассвета может блуждать по лесу, но так и не найдет дорогу к форту. Схватив забытый то ли ведьмой, то ли бывшим другом лук и колчан со стрелами, осторожно прикрыв за собой двери, Тристан направился в сторону дубравы. Предположительно нужно следовать на юго-восток, но уверенности в правильности выбора не было. Собственно, как и веры в то, что он успеет спасти друзей.
История повторяется вновь. Только в этот раз ему никто не поможет хотя бы добиться возмездия. Он осторожно коснулся слипшихся от крови волос и поморщился. Все же хорошо ударил Фидах, со всей любовью. Главное — не забыть и его чем-то таким же приятным порадовать. Если, конечно, удастся все изменить. Думать о том, что все уже кончено, не особо хотелось. Только почему-то перед глазами ярко представала картина горящего форта, где остывающие тела пожирало пламя.
Тристан горько усмехнулся, углубляясь в лес. До чего же много сил уходило на то, чтобы не упасть. Видимо, в этот раз Агровейн все же взял верх. Скорее всего, Ланселот, Борс, Артур и Гавейн с Галахадом к тому славному моменту, как он выберется из лесу, будут мертвы. Он просто не успеет.
Но бездействие Тристан себе никогда не сможет простить.
Верный друг следовал за ним в небесах. И, призвав ястреба, Тристан привязал к его лапке лоскутом, оторванным от рубахи, стрелу с синим наконечником.
— Лети, друг мой. Отнеси это Ланселоту.
Провожая взглядом птицу, он ускорил шаг. Может быть, рыцарь поймет предупреждение о приближающихся пиктах. Может быть, хотя бы Ланселот сможет спасти их всех, раз ему это не удастся.
***
— Западного указателя здесь явно не хватает, — смеясь, проговорил Гавейн и прикрыл лицо рукой. Солнце стояло высоко, казалось, осень отступила, уступив место вернувшемуся лету. Тристан вытер стекающий по шее пот и облизнул пересохшие губы. Сердце быстрее застучало в груди. — Только стратегически важное направление как обозначить ты собрался, Даг? На западе ничего такого нет, судя по тому, что я видел на карте Артура.
— Кроме пиктов, — Галахад ухватился рукой о, по-видимому, недавно вкопанный столб-указатель. Признаться, Тристан не так себе представлял жизнь оставшихся одиннадцати рыцарей Артура. Он не думал, что... Нет. Это, скорее всего, обман. Но странно, цепей, сковывающих руки, не было видно, как и стражников, присматривающих за ними. Ничто не ограничивало их свободу, будто бы они действительно были вольны уйти, куда вздумается. — Только кто и когда считал пиктов важными?
— Никогда не недооценивай врага, мелкий, — достав из кармана гвоздь, подняв с земли табличку с надписью, Дагонет распрямился и, замахнувшись удерживаемым в правой руке молотком, за пару ударов прикрепил указатель к столбу. Похоже, за год его отсутствия Даг еще больше раздался в плечах да и значительно вырос. Галахад недовольно покосился на рыцаря, заслышав явно нелюбимое прозвище. Тристан горько усмехнулся, разглядывая когда-то оставленных в пылающем форте... друзей? Во рту появился соленый привкус крови от прикушенной губы. Да, знавал он одного хорошего друга, свежи еще воспоминания. — Вот так получше будет. А то смотри, непорядок. Три стороны света, значит, обозначить могут, а четвертую упускают из виду, — и, многозначительно подмигнув Гавейну, добавил, растягивая гласные, — ох уж эти римляне.
Вглядевшись в прибитую табличку, Галахад рассмеялся. Как Тристан ни присматривался, разобрать накарябанные буквы так и не смог. Кажется, вторая была похожа на "Н".
— Ну и где такое видано, чтобы Рим был и на юге, и на западе, Даг?
— Как тебе не стыдно, Гавейн, ты что, забыть изволил? Все дороги ведут в Рим! Великая империя повсюду, — высоко подняв подбородок, произнес нараспев Дагонет, пытаясь сохранить серьезность и подавить рвущийся из груди смех. — Надо бы и остальные указатели поправить. Как думаешь, Артур оценит?
Притихший Галахад склонил голову набок и посмотрел ему прямо в глаза, будто вся эта попытка скрыться в тени разлогих кустарников была совершенно бесполезной. Проклятье. И прежде чем младший рыцарь выдал его местонахождение, — а тот уже указывал рукой в его сторону, видимо, собираясь поделиться своими наблюдениями с остальными, сжимая левой рукоять гладиуса, — он, отведя ветви лещины, ступил на выложенную камнями дорогу. Оцарапанную щеку саднило, от длительного бега гудели ноги, а еще ужасно хотелось пить. Подняв раскрытые ладони вверх, Тристан хрипло ответил на вопрос Дагонета, будто бы и не пропадал на почти что полтора года, а немного припозднился к решившим позлить римлян своей выходкой друзьям:
— Думаю, Артуру это действительно понравится.
Три пары глаз удивленно уставились на него. Тристан было подумал, что ошибся, и сказал это не на латыни. Ну чего они, в самом деле. Застыли, будто мертвеца увидели. Ах, да. Это же только Арториус верил, что они с Агровейном живы, ведь так сказал... И стиснул зубы, пытаясь прогнать жестокую в своей правдивости мысль — не позволь он остаться проявившему благородство римлянину, может, сейчас двоих беглецов встретили бы рыцари.
Главное — не позволять себе вспомнить о раздавшемся в ночи крике, о крови, текшей по рукам некогда друга, о стреле, просвистевшей рядом со щекой. Нужно поскорее обо всем этом забыть, прогнать прочь. Только как бы Тристан ни старался, это ему никак не удавалось. По крайней мере, за время блужданий по лесу; пришлось достаточно побродить, чтобы запутать следы.
На вопрос, не дававший ему покоя, все никак не находился ответ. Разве стоит его жизнь жизни другого человека?
Если бы ему сказали, он ни за что не поверил бы, что от простого объятия может так тепло стать на сердце. Но когда Гавейн, выступив вперед, просто подошел и обнял его, едва не падающего от усталости, на какое-то мгновение Тристан действительно обрадовался, что смог найти дорогу к форту. Он растерянно замер, не зная, смеет ли обнять после долгой разлуки того, кого полтора года назад бросил на погибель.
— С возвращением, Тристан, — крепко прижимая его к грудине, прошептал Гавейн, будто бы ему действительно было дело до того, жив он или мертв. И устыдился своих мыслей. За все это время не было такого дня, чтобы он захотел видеть Артуровых рыцарей.
За это время, что он провел в лесу вместе с пиктами, он отвык от пристального внимания к своей персоне. И было странно идти по улочке форта, не зная, куда себя деть, только бы не видеть любопытных взглядов, бросаемых жителями. Тристан хмыкнул и отвел взгляд от растерянно глядящей на него Ваноры, дочери тавернщика, стоящей под руку рядом с не менее растерянным здоровяком Борсом. Сердце неприятно кольнуло, стоило заметить седовласого римлянина, так похожего на Гектора. Он сжал руки в кулаки.
Благо ума жителям форта хватило открыто не тыкать пальцами и не орать, мол, пикта ведут. Или, может, пыл римлян остужали идущие с ним рядом славные рыцари Артура. Интересно, что было бы, если они не встретились ему на пути? Долго бы раздумывал любой из римских солдат, прежде чем проткнуть безоружного копьем? Тем более, после того, как двоих воинов утащили лесные забавы ради.
Несмотря на жару, плечи сотрясала крупная дрожь, и с каждым шагом, сделанным по выложенной камнями дороге, сердце сильнее бухало в груди.
— Чего такой смурной, Тристан? Не на казнь же ведем, — Дагонет успел поддержать его, когда он было запнулся о неровность кладки. — Тише ты, неровен час еще расшибешься. Ты вообще как, дойти до казармы сможешь?
— А что, если нет, понесешь? — облизав пересохшие губы, не отрывая глаз от застывших у входа в часовню римлян, съязвил Тристан. Гавейн неодобрительно хмыкнул, но так ничего и не сказал. Галахад давно растворился в толпе, стоило только им зайти в форт.
Он сам — сам, бездна забери, — вернулся в рабство. Тристан хмыкнул. А был ли иной выбор? Но что если возвращение станет его самой большой ошибкой?
В тени навеса дышалось легче. Солнце не так нещадно палило. Дагонет, все еще придерживая его за плечи, отослал Гавейна в таверну, услышав, как у него заурчало в животе, попросив принести чего-нибудь съестного.
— За год много кто овладел мастерством боя, кто-то научился сражаться на мечах, а кому проще рубить врага топором. Я же смотрю, Трис, ты овладел мастерством слова, да? — усмехнулся Даг, подводя его, как он помнил, к когда-то предоставленным рыцарям покоям.
— Меня зовут Тристан, не Трис, Дагонет.
— Я запомню, — и открыл перед ним дверь.
Странно было видеть одиннадцать кроватей, еще свежи были воспоминания о том, как их было четырнадцать. Странно было вообще находиться здесь. Что-то похожее на отголосок совести заворочалось в груди. Зачем он тогда бежал? Разве он вернулся домой? Разве он вернулся к сестре? Все было бесполезно.
— Держи, — Дагонет протянул ему кружку, наполненную до краев. Тристан жадно припал к воде, обливаясь. — Да куда ты спешишь? Никто у тебя ничего не отнимает, пей себе спокойно, — и вновь наполнил кружку из кувшина. Вода отдавала приятной сладостью, стекая по горлу, и он прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом. — Ты сядь пока, скоро Гавейн подоспеет с обедом. Главное, чтобы он успел до прихода Артура и Ланселота.
Вопросительно кивнув в сторону кровати, накрытой коричневым шерстяным одеялом, Тристан осторожно присел на край и вцепился пальцами в кружку.
— Спелись?
— Что-то вроде, — Дагонет неопределенно пожал плечами.
В комнате было тихо. Сквозь окна проникал тусклый свет.
Наверное, стоило попробовать счастья в порту. Может, кто из торговцев взял бы его на корабль. Так много времени упустил, а теперь, вернувшись к своим — до чего же гадкое слово, но ведь правда, — хозяевам, было больно думать о том, что все могло бы быть совершенно иначе.
— Оно того стоило, Тристан? — он потряс головой, пытаясь понять, о чем это Дагонет. Рыцарь только усмехнулся, видимо, заметив его растерянный взгляд. — Каков он, вкус свободы?
И, поставив нагревшуюся в руках кружку на пол, Тристан тихо ответил:
— Слишком горький.
Быстро поглотив принесенное Гавейном блюдо — может, стоило ради подобных кушаний все же остаться в форте? — сухо поблагодарив друзей, сморенный усталостью, он тратил все оставшиеся силы на то, чтобы только не закрыть глаза. Но все же не смог себя преодолеть — тяжелые веки опустились, и даже разговор, который, как он помнил, казался очень важным, не помешал ему уснуть.
Впервые за все это время ему снился отец. И не было ненависти, привычно разгоравшейся огнем в груди при упоминании о нем, не было злости, от которой руки сами собой сжимались в кулаки. Было только тепло, странное спокойствие и пестрящее зеленью поле, где много лет назад отец учил его стрелять.
— Как тебе это удается? — спрашивал Тристан, разглядывая стрелу, попавшую ровнехонько в лоб соломенного человека.
— Я целюсь в центр. Ты тоже так сможешь, смотри, — и, отведя его руку назад, помог выстрелить.
Тристан помнил, как тогда переполняла его радость, что он все же смог попасть в свою первую мишень, помнил, как отец ласково — что само по себе было редкостью, — растрепал его волосы, помнил, как по возвращении с поля кружил Сардану, а она заливисто смеялась.
Только в этот раз все было совершенно иначе.
Вместо соломенного человека к столбу привязан был Агровейн. Слипшиеся черные волосы обрамляли белое как снег лицо. И стрела, выпущенная его рукой, попала точно в цель. По лбу стекала алая капля крови.
— Когда-нибудь… ты поймешь, Тристан, поймешь, — шептал отец, удерживая его за плечи, не позволяя вырваться и подбежать к другу. Хотя было ясно, что помогать уже некому.
Резко дернувшись, он отрыл глаза. Больше не было зеленых полей и отца. В комнате царил полумрак, только рассеянный свет от зажженной лучины освещал лицо сидящих за столом Артура и Ланселота. Периодически обмакивая перо в чернила, командующий что-то писал на свитке. Накинув на плечи одеяло — интересно, кто из рыцарей заботливо накрыл его покрывалом? — Тристан сел в кровати.
— Мы уже подумывали, не позвать ли лекаря, — усмехаясь, протянул Ланселот, повернув голову в его сторону.
— А на то были причины? — хрипло спросил он. Артур, отложив в сторону перо, что-то тихо произнеся своему первому рыцарю, хмыкнул.
— По-видимому, нет, — Ланселот подошел поближе и уселся на соседнюю кровать. — Надеюсь, дорога тебя несильно утомила, потому как тебе придется ответить на много вопросов, — вглядываясь в его глаза, произнес тот, будто бы без него Тристан не знал, что держать ответ за побег все же придется.
— Что вы хотите знать?
— Все. Начиная с пожара в форте, Тристан, — тихо ответил Артур, даже не глядя в его сторону. Странно было видеть Кастуса, не желающего смотреть собеседнику в глаза. Сколько он помнил, командующий всегда, разговаривая с одним из рыцарей, не отводил внимательный взгляд от лица говорившего.
Под потрескивание лучины и шум начавшегося за окном дождя Тристан начал свою историю. Вглядываясь в нахмурившееся лицо Ланселота, он рассказал о том, как бежал той ночью, не разбирая дороги, как случайно встретил в лесу такого же боязливо бегущего прочь Агровейна, рассказал о долгих скитаниях и встрече с лесными. Незачем было командующему знать, что Агровейн владел языком пиктов, как и то, что, если бы форт и не был подожжен, они все равно бы ночью ушли. Странное, почти счастливое стечение обстоятельств всего лишь поспособствовало побегу. Лагерь в лесу, охота, песни у костра — и чем больше он говорил, тем мрачнее становился Артур.
Командующий, поднявшись со своего места, подошел к окну. На мгновение запнувшись, переведя дыхание, Тристан продолжил. История почти двухдневной давности встала перед глазами. На какое-то мгновение ему показалось, что ладони окрашены в ненавистный красный цвет. Он незаметно вытер их об одеяло, пытаясь убедить себя, что это всего лишь отголоски не самого приятного воспоминания. Не дослушав до конца рассказ о смерти Краса от рук неизвестного ему пикта, его перебил Ланселот:
— Я так понимаю, о том, где находится лагерь, ты преднамеренно не рассказываешь? — Тристан взглянул на Кастуса. Римлянин будто был далеко отсюда, так и стоял у окна, вглядываясь в затянутые тучами небеса. Скорее всего, скоро будет закат. Только из-за непогоды не будет видно ярко-золотого края неба.
Потерев переносицу, он отрицательно покачал головой. По щекам Ланселота заходили желваки.
Будто неясно, что, узнав местонахождение поселка, римские войска отправятся туда и сожгут его дотла, отомстив за выходку лесных воинов. Только кроме иниш, напавших в начале прошлого лета, там есть женщины и дети, ни разу и близко не подходившие к форту за всю свою жизнь. Не станут же славные воины империи выводить их из поселка, право слово.
— Когда вы бежали, погибло пятнадцать человек. Сгорели заживо, Тристан, — как-то отстраненно произнес Артур, не оборачиваясь. — Среди них была и моя мать. Мы не успели ее спасти.
Та женщина в черных одеждах мертва? За несколько месяцев, что он провел здесь до побега, она не раз приходила к едва окрепшему Галахаду, принося гостинцы, подолгу разговаривая с ним на отвлеченные темы, только бы младший из живых солдатиков ее сына не замкнулся в себе. Хотя, возможно, она просто была добра. Теперь уже Тристан этого никогда не узнает.
— Агровейн жив? — простой вопрос Ланселота заставил отвлечься от воспоминаний. Картина из сна, казавшегося бредом, промелькнула перед глазами. Привязанный к столбу Агровейн со стрелой во лбу, стрелой, выпущенной его рукой. Он удивленно посмотрел на Ланселота. — Да чтоб тебя, Тристан! Только безмозглый идиот, зная, что здесь сарматы, заметив стрелу с синим наконечником, не поймет, что это их рук дело. Думаешь, никто не знает, что многие за эти годы бежали в леса? Но раньше беглецы не подбирались так близко, исчезали там, за стеной, растворяясь среди восточных племен. Сейчас же, судя по всему, кто-то из сармат примкнул к пиктам, и этот кто-то поделился знанием о яде.
Интересно, кем теперь себя считал Ланселот, что так презрительно бросил "сарматы"? Неужели за это время римляне приняли его за своего?
— Так ты считаешь, что в этом виновен Агровейн? — но что странно, сколько он там был, ни разу синих стрел не видел. Может, только иниш использовали такое оружие против римлян?
Ланселот будто не расслышал его вопроса, только резко поднялся с кровати и направился к столу.
— Мудрый... римский лекарь, поглоти его бездна, даже не подумал, что стрела может быть отравлена, понимаешь? — и, сбавив тон, вцепившись руками в столешницу так, что и костяшки побелели, продолжил, — Динадан мог бы выжить. Так что я тебя еще раз спрашиваю, Тристан, жив ли Агровейн?
Глядя в глаза Ланселота, который точно бы кинулся на него с кулаками, не будь здесь Артура, он, сделав глубокий вдох, спокойно опустил руки на простыню. Ткань приятно холодила ладони.
— Агровейн помог мне и Гектору бежать, — заслышав имя римлянина, Ланселот с Артуром переглянулись. Командующий отрицательно покачал головой и впервые за вечер посмотрел на него.
— Не уходи от ответа, Тристан. Еще один наш брат жив? — странно было слышать из уст этого римлянина слово "брат". Кастус проникся несчастной судьбиной сарматских детей, что так переживает за них? Подавляемая горечь, не дававшая покоя с самого прибытия в Британию, все же нашла выход.
— А брата ли выкинули в море, тогда, почти полтора года назад? Брата Крас оставил изнывать от жары без воды, братьев твоих на корабле морили голодом и не давали заболевшему лекарства, что потом твоя мать с ненавистным вам лекарем еле выходили его?
— Тристан, — предостерегающе начал было Ланселот, но Артур остановил его.
— Я знаю о Леоне, знаю, как к вам относились там. Но, слышишь меня, Тристан, такое впредь не повторится. Этого я не допущу, не позволю относиться так к вам, рыцарям.
Он усмехнулся.
— Поэтому сразу же отделяешь нас от них, акцентируя внимание на выдуманном статусе? Да, это сплотит войско, как же, — едко произнес Тристан. — И, отвечая на твой вопрос, римлянин, нет, Агровейн мертв. Он вынужден был остаться, чтобы отвлечь внимание пиктов. Гектор так же мертв. Единственный, кто спасся, — я. Но знаешь, сейчас уже думаю, что, может, это спасение — не дар богов, а их проклятие. Я не стану обрекать на гибель пусть даже пиктов. С меня довольно смертей.
Повисла тишина. На удивление такому всегда говорливому Ланселоту не было чего сказать, после его гневной тирады тот чего-то не стремился поделиться своим явно веским мнением.
— Лет эдак с двадцать назад, когда еще мой отец прибыл в Британию, вышел указ, что беглеца римской армии, будь он чистокровный римлянин, бритт, сармат, по поимке нужно казнить. — Арториус вновь устроился за столом, вглядываясь в свиток. Сердце пропустило удар. Чего же тогда Дагонет говорил, что не на казнь ведет? Неужели солгал, чтобы усыпить внимание? — Как понимаешь, в первые годы воины прочесывали лес в поисках сбежавших, устраивали показательные казни. Но многие так и не были найдены, видимо, им удалось затеряться среди местных. Тогда же, если я не ошибаюсь, император Валентиниан III издал предписание, согласно которому семья беглого должна понести наказание за проступок, отдав всех своих детей Риму. А в случае неповиновения... не только конники отправятся за детьми, но и часть армии. Ты, наверное, пока еще был в форте, узнал, почему Галахад оказался здесь?
Тристан кивнул.
— Артур, пожалуйста...
— Погоди ты. Он должен знать. Иначе так и будет ненавидеть меня, тебя и остальных, не понимая, что в этом нет нашей вины. Когда вы с Агровейном пропали, с полгода я не отправлял свиток, подтверждавший вашу гибель. Скажем так, меня убедили, что вы живы. Но сейчас вы оба мертвы для империи. И это значит, Тристан, что, по истечении срока, когда прибудут пропускные и охранные грамоты, ни для тебя, ни для Агровейна их не будет. Вы не сможете отправиться домой.
Никогда нельзя верить римлянам. Ни-ког-да. Скомкав в руках простыню, он перевел тяжелый взгляд на командующего.
— Так что ты от меня хочешь?
— Вот это, — Артур указал на свиток, — бумага, заверяющая чудо твоего воскрешения. Я не хочу забирать у тебя свободу, Тристан. Ты — вольный человек и только в силу нелепого договора вынужден здесь быть. Динадан, умирая, шептал в бреду, что видел Агровейна. Если есть хоть какой-то шанс и его вернуть домой, я приложу все усилия, чтобы это сделать. Но мне нужно знать, что он не с пиктами заодно, что он не будет пытаться убить кого-то из нас.
Пытаться? Перед глазами замаячили картины действа у костра. К горлу подкатил тошнотворный ком.
Если так легко вернуть из мертвых того, кто для империи погиб, то разве сложно мертвеца определить беглецом? И что тогда? Пять братьев будут вынуждены отдать своих детей из-за побега Агровейна и до скончания веков проклинать его.
Тяжело сглотнув, откинув в сторону одеяло, которое враз стало безумно жарким, Тристан тихо произнес:
— Агровейн мертв.
— Ты уверен в этом? — держа в руках перо, распрямляя бороздки, опять не глядя на него, спросил Артур.
Тихое "да", последовавший скрип пера, шум свертываемых свитков и звук пододвигаемого деревянного стула. Кастус поднялся из-за стола и молча вышел из комнаты.
Ланселот, сложив руки на груди, прислонился к стене.
— А не пожалеешь о том, что соврал? Или, — удивленно распахнув глаза, уставился на него, — или он теперь в войске Мерлина? Тристан, он что, с ними? Подожди, это что, он убил Краса?
Поднявшись с кровати, забрав сиротливо стоявшую на полу кружку, Тристан подошел к столу и налил себе воды из графина. Сделав пару глотков, прикрыв глаза ладонью, ответил:
— Агровейн давно был мертв для Рима, как и для нас. Только об этом я узнал два дня назад.
_____
*Однажды предавший — предатель всегда.
Ludovico Einaudi – Run
Глава 6. — Aliis inserviendo consumor
Ветра становились все холодней. Кутаясь в выделенную славными римлянами рубаху, Тристан от всего сердца проклинал отвратительную промозглую погоду ненавистного места. Там, дома, должно быть тоже уже прохладно. Наверное, Сардана вновь не послушает ни Алму, ни отца и вплоть до зимы будет бегать в связанном матерью свитере, утверждая, что ей ни капельки не холодно.
Тристан усмехнулся своим мыслям. Когда-то и он купился на ее отговорки. Только потом, коснувшись замерзших ручек, понял, что сестренка просто не хотела показывать свою слабость. И ни за какие сокровища мира девочка не рассталась бы с обветшалым предпоследним подарком матери. Тогда же Тристан не сдержался и впервые накричал на малышку, пытаясь воззвать к ее разуму. И было до безумия стыдно перед ней, когда в голубых как летние небеса глазах собрались слезы.
Пернатый гордец злобно поглядывал на него желтым глазом. Джулс невесело хмыкнул, когда своенравная птица вновь цапнула его за палец.
Тристан поморщился и слизнул выступившую кровь. Вот ведь упрямый ястреб, корми — не корми, а все равно, стоит только отвлечься на мгновение — без ободранных рук не уйдешь. О защитных перчатках не стоило даже и мечтать. Собственно, он был отчасти благодарен заступничеству Арториуса, что хотя бы по прошествии месяца римляне больше не смотрели на него, словно Тристан был причиной всех их бед. Да и выделенный клинок уже пару раз пригодился, им было весьма удобно резать фрукты. Сделать лук и стрелы не составило никакого труда, разве что проблематично было его спрятать, чтобы славные воины не сразу его нашли.
— Ты правда думаешь, что он однажды станет ручным? — закрывая за ним клетку вольера, поинтересовался римлянин. Тристан кивнул и провел рукой по решетчатой двери. А что бы он сам делал, если бы его закрыли в клетке и пытались дрессировать? Правильно, так же сражался бы, стараясь навредить захватчику. Откуда же птице знать, что не только ей ограничили свободу? — Ох, Тристан. Да скорее Рим бросит Британскую колонию, нежели эта куропатка станет послушной.
Ястреб как-то недобро покосился на Джулса. Зря он так, зря. Злобная птица, не отзывавшаяся ни на одно из имен, которыми ее пытались называть римляне, никогда и никому ничего не прощала, да и была весьма неглупа. Вот, видимо, за долгое отсутствие сегодня и цапнула за руку. Хотя чего уж там, замечтался. А пернатый друг мало того что был горд, так еще и ревнив — внимание можно было проявлять только к нему и никому другому, иначе вновь пришлось бы перематывать руку ветошью. Посмеиваясь, Тристан вытащил из холщовой сумки припасенные два яблока, одно из которых оставил на скамье для этого странного римлянина, которого непонятно за что невзлюбили солдаты. Он особо не спрашивал, в чем причина такого отношения, а Джулс не стремился с ним откровенничать. Впрочем, разговорчив этот парень был исключительно со своими молчаливыми подопечными, будь то птицы или же лошади.
Выйдя из-под навеса вольера, Тристан вдохнул полной грудью. Моросящий с самого утра дождь закончился. Солнце появилось из-за туч, и он подставил лицо таким неярким и почти уже зимним лучам. Может, все же стоило взять с собой куртку. Он зябко поежился и, поправив ремень сумки, впился в желтый бок яблока, вышагивая в сторону форта.
— Еще немного, и узнаем, так ли ты благочестива, как кажешься, — гнусаво протянул славный воин Рима, вдавливая в стену конюшни худенькую девушку.
Яблоко, до этого казавшееся неимоверно вкусным и сочным, стало поперек горла. Тристан удивленно воззрился на открывшуюся было картину. Что за?.. Заметив, как по-свойски римлянин схватил ее за шею, не теряя ни секунды, без сожаления швырнул надкусанный фрукт и попал чуть выше правой ладони солдата, опершегося о стену.
Воин вздрогнул, когда ошметок яблока испачкал его руку — экий нежный, усмехнулся Тристан, — и, обернувшись, заметив его, презрительно протянул, будто общался с не равным себе, а с рабом:
— Не мешай развлекаться, пиктское отродье, иди куда шел.
Зажав ладонью рот девушки, солдат резко дернул за ворот ее рубахи. Раздался треск рвущейся материи. Странно, девушка даже не пыталась сопротивляться, словно уже смирилась со своей судьбой. Вытащив из ножен клинок, бесшумно подойдя к славному воину, Тристан приставил острие к пульсирующей жилке с правой стороны шеи незадачливого римлянина.
— Ты что, не понял? — чуть сильнее надавив, хрипло спросил он. Голос на латыни звучал как-то странно, непривычно. Как ни крути, отвык он от ненавистного языка, из принципа общаясь последний месяц исключительно со своими соплеменниками и командующим. — Сам же знаешь, мне, пиктскому отродью, будет за благо перерезать тебе горло. Жаль только девочке одежды запачкаю. А так бы я с превеликим удовольствием это сделал, — злость так и клокотала внутри, Тристан сильнее сжал рукоять, вдавливая острие в застарелый шрам от римского шлема.
Убрав руки от девушки, отойдя на пару шагов, видимо, предавшись размышлениям о целесообразности битвы — рука римлянина так и норовила коснуться рукояти гладиуса, — солдат, решив ретироваться с неудавшегося места развлечения, едко бросил:
— Кастус узнает об этом.
— Если он узнает об этом, то не только из твоих уст, — с почти таким же презрением в голосе — как ни крути, видимо, только истинные римляне способны разбрасываться сочащимися ненавистью словами, — ответил Тристан, провожая славного воина злым взглядом.
Слыша отборные ругательства солдата, он усмехался. В бездну этого идиота. Не хочет по-хорошему, подумаем, что можно предпринять на этот счет. Пускай бежит, ничего. Хотя Арториус не будет рад, когда узнает, что прощеный беглец вносит смуту в ряды благочестивых христиан, охочих до прелестей юных дев.
Справа кто-то шумно втянул воздух, будто подавлял всхлип.
Точно, девушка. Честно говоря, он думал, что, когда славный воин поспешил в центр форта, она успела скрыться. Видимо, ошибся.
Тристан обернулся и растеряно замер.
У ее ног лежал жилет, из-под длинной коричневой юбки виднелись видавшие виды сапоги, а из порванного ворота белой рубахи выглядывало незагорелое плечико. Бледная, испуганная девочка с густыми черными ресницами, глазами цвета летнего неба и длинными светлыми волосами закусила почти до крови губу — только бы не заплакать. По спине пробежала холодная капля. Руки, никогда раньше не подводившие, враз ослабли, задрожали, и клинок со звоном упал на каменную кладку, так заботливо выложенную римлянами (или их рабами) с сотню лет назад.
Сардана?
Он и сам не заметил, как подшагнул к ней поближе, как коснулся плеч, вглядываясь в такие знакомые черты. И когда она отвела в сторону взгляд, Тристан разочарованно хмыкнул, вспомнив наконец, где же ее видел.
Эта испуганная девочка, так похожая на его маленькую сестренку, на третий день его пребывания в ненавистной Британии подносила ему еду в таверне. Вот, видимо, настало время отплатить за когда-то проявленную любезность.
— Ну что ты, что ты, — шептал он, поглаживая ее по голове, провел ладонями по волосам, убрал лезущие в глаза прядки за, на удивление, такие холодные ушки, когда она, еле отлепившись от стены, прижалась к его груди.
Тристан чувствовал, как сильно бьется ее сердечко, как у загнанной птички. Он усмехнулся, уткнувшись ей в макушку, вдыхая ромашковый аромат ее волос. Непрошеные девичьи слезы все же нашли выход — рубашка в районе ключицы стала мокрой.
— Все уже хорошо, маленькая. Все хорошо, Сардана, я с тобой.
И замолчал, поняв, что именно сорвалось с его губ. Он знал, что это не сестра и даже не ее бледная тень. Но боги, как же хотелось, чтобы это была она, его малышка, которую Тристан поклялся защищать, его хрупкая маленькая девочка, пытавшаяся помешать римлянам забрать его из дому.
Стоило только коснуться ладонью хрупких лопаток, как она вздрогнула и отступила на полшага назад, ненароком потянув его за собой, и, упершись спиной в стену конюшни, стала испуганно озираться по сторонам.
Будто во сне Тристан наблюдал, как до этого тихо плакавшая девушка, нахмурив брови, втянув воздух, как перед прыжком в холодную воду, приподнялась на цыпочках и робко, словно опасаясь — или надеясь? — что он ее оттолкнет, коснулась своими губами его губ. Поцелуй вышел неумелым, отдающим солью. Волшебство обманчивого мгновения исчезло, последние глупые надежды истлели.
Это кто угодно, но не Сардана.
Собственно, а кого он хотел обмануть? Тристан облизнул губу и улыбнулся, смотря в глаза вжавшей голову в плечи девушке.
У его маленькой Сарданы были веснушки, волнистые непослушные прядки и курносый носик. А в этой девушке — сходство с образом сестры, поселившимся в воспоминаниях, до поцелуя не позволяло заметить очевидное, — было слишком мало от Сарданы, разве что глаза цвета неба и светлые волосы. Тристан смешливо хмыкнул. Глупец. Какой же он глупец. Жаждет выдать желаемое за действительное.
Она растерянно всматривалась в его лицо, видимо, не зная, что ей делать дальше, когда от него ответа не последовало. И, сглотнув, как-то обреченно потянула за съехавший рукав рубахи.
— Не нужно, слышишь. Ты ничего мне не должна, — Тристан взял ее лицо в ладони, рассматривая такие похожие, но все же неродные глаза. Девушка зарделась, поправила рубаху и осторожно коснулась холодными пальчиками его запястий.
Сердце пропустило удар, когда она чуть слышно произнесла "спасибо". Тристан отступил на шаг, давая ей возможность отойти от злополучной стены и, спрятав в ножны поднятый с каменной кладки клинок, протянул девушке ее жилет. Она нервно пыталась завязать ленту, стягивающую ворот когда-то целой рубахи непослушными дрожащими пальцами, но ей это никак не удавалось.
— Боги, иди сюда, — он улыбнулся, завязал на два узелка ленты. Видя, как девушка странно косится в сторону площади, спросил: — Тебя провести до таверны?
Она нерешительно кивнула.
Небо было затянуто серыми облаками, судя по всему, скоро должен был начаться дождь. Рядом шедшая спасенная упорно молчала, иногда спотыкаясь о неровно положенную кладку дороги, и вздрагивала, замечая кого-либо из солдат, видимо, боясь увидеть не в меру сдержанного римлянина. Интересно, как долго продолжается эта травля?
— Изольда!
Рыжеволосая бестия, за которой, по рассказам Гавейна, тщетно пытался ухаживать Борс, вышла из таверны. Вот значит как зовут его новую знакомую, Изольда. Холодная ладошка осторожно коснулась его пальцев.
— Командующий об этом не должен узнать, — прошептала она и обернулась к позвавшей ее молодой дочке тавернщика. — Я сейчас, сейчас. — Девушка вновь с грустью посмотрела на него, — ты хотел как лучше, я понимаю. Но не делай так больше, ладно? — едва сдерживая слезы, произнесла Изольда и, сжав напоследок ледяными пальчиками его запястье, исчезла вслед за странно на него посмотревшей Ванорой. А перед ней-то он в чем виноват, что волком смотрит?
Тристан усмехнулся.
Ну что же, не должен так не должен. Он и сам справится, не маленький.
Через пару дней, сидя в таверне с "рыцарями круглого стола" — очередная блажь Артура о равенстве и братстве, увы, его не впечатлила, — Изольда, убирая со стола грязную посуду на поднос, тихонько достала из передника яблоко и вложила почти незаметно ему в руку. Почти. Ланселот, явно имевший виды на девушку, криво усмехнулся и, стоило только ей отойти в сторону, смешливо произнес:
— То-то я думаю, что же тут за защитник обиженных и угнетенных появился.
Да его хлебом не корми, дай повод поддеть. А сами-то хороши. Значит, знали, что этой девочке не дает проходу непонятливый римлянин, и просто наблюдали за развитием событий? Самоотверженные рыцари, стоящие на защите порядка, ничего не скажешь.
Тристан вытер красное яблоко о штаны. Гавейн, собиравшийся было сделать очередной глоток напитка из лесных ягод, замер с кружкой.
— Так, погоди, какой еще защитник?
А, может, знали не все.
— О, друг мой, ты не слышал? Так спроси нашего молчаливого недопикта, отчего костяшки у него кровят, а Тирот ходит с заплывшим глазом, — противное прозвище, данное с легкой руки Ланселота, безумно раздражало, но проявлять свое отношение в таком деле было неблагоразумно. Как мальчишка из вредности продолжил бы так называть, да и остальным бы подогрел интерес. Потому оставалось терпеть. — Нет, ну ты посмотри на него, сидит, сияет. Поделись угощением, Тристан.
Он, выискав Изольду взглядом, благодарно ей кивнул и, глядя на лыбящегося Ланселота, смачно впился в алый бок.
— Похоже, не судьба тебе отведать чужие плоды славы, — Гавейн пригубил кружку.
— Похоже, к Тристану девушка благосклонна, — подхватил новую забаву поднявшийся из-за стола Галахад, но, видимо, заметив его недобрый взгляд, шутливо поднял руки вверх. — Все, все, молчу.
Яблоко было действительно вкусное, не похожее на те, что удавалось стащить. Интересно, где она его взяла? Девушка как раз скрылась за шторкой, ведущей на кухню.
— Завидно, да? — усмехаясь, протянул Тристан, откусывая очередной кусок.
— Обидно, понимаешь ли, — наигранно вздохнул Ланселот, поднимаясь вслед за остальными. — Нет-нет, не за себя, у меня таких проблем нет на любовном поприще, за Борса сердце болит.
Здоровяк угрюмо глянул на первого рыцаря Артура. Ну вот, опять. Скучающий Ланселот — самое страшное бедствие форта. Демонстративно хрустнув костяшками, криво улыбнувшись, Борс громко произнес:
— А ты еще поговори, не только сердце болеть будет, это я тебе обещаю.
Ожидаемую реплику "Страшно-то как" Ланселот не успел произнести. Подошедший к столу Артур подозвал его и вскоре увел из таверны.
— Ты бы поострожнее с Тиротом, — будто бы невзначай проронил оставшийся за столом Борс, когда Персиваль, посмеиваясь, последовал за Гавейном, направившимся в сторону конюшен: сегодня была их очередь отправиться в дозор.
С каких это пор сарматы заступаются за мерзких римлян? Вытерев от яблочного сока губы, глядя исподлобья на рыцаря, он поинтересовался:
— А то что?
Борс, не отличавшийся рассудительностью и хладнокровием, на удивление спокойно произнес:
— Нас одиннадцать человек. Их — порядка двухсот. И какими бы мы ни были умелыми воинами, количеством они на раз нас одолеют. Ну или будут отлавливать по одному. Да, и к тому же, Тристан, тебе бы ходить тише воды. Артур попытается тебя спасти, если кто из них донос напишет в столицу, но он не всесилен, — видимо, заметив решимость на его лице, тихо добавил, — это всего лишь мнение, решать тебе. А я, знаешь ли, хоронить больше наших не намерен.
И ярко улыбнувшись прошедшей рядом Ваноре, враз отбросив в сторону всю серьезность, скрылся в стороне кухни.
После памятного разговора ни Артур, ни Ланселот не пытались вызнать, где же находится лагерь пиктов. Будто бы и не волновал этот вопрос их больше. Тристан не знал, что именно было написано в письме, отправленном в Рим, но когда пришел ответ, Кастус уверил его, что без охранной грамоты по окончании срока он не останется. Тогда он только сухо поблагодарил командующего и отправился к вольерам. Странно, раньше он и не подумал бы возиться с ястребами, которых так любили римляне. И, признаться, Тристан завидовал этим птицам, которые, свободно взмыв в небеса, могли исчезнуть ото всех, не позволяя своим мнимым хозяевам властвовать над ними.
Следуя в очередной раз к вольерам, — Ланселот то ли в шутку, то ли всерьез поговаривал, что ему там определенно медом намазано; возможно, рыцарь был недалек от правды, — Тристан уж никак не ожидал увидеть Изольду. Нерешительно переминавшаяся с ноги на ногу девушка настораживала. Оглядевшись по сторонам, он подошел поближе. Нет, синяков или ссадин видно не было ни на хрупких запястьях, ни на тонкой шее. Внимательно вглядевшись в ее лицо, обеспокоенно спросил:
— Все в порядке?
Девушка кивнула, не отводя от него глаз. Из-за пасмурной погоды они казались несколько темнее, чем обычно. Он не удержался, когда из-за очередного порыва ветра светлая прядка упала на щеку, и заправил ее за ухо. Изольда осторожно коснулась тыльной стороны его ладони, и отчего-то вспомнился глупый разговор за столом.
— Говорят, я тебе нравлюсь, — не таясь, ляпнул первое, что пришло в голову.
— Лгут, — ответила она, и нежные щечки зажглись румянцем.
Чувствуя, как что-то странное заворочалось в груди, Тристан растянул губы в улыбке. Хрупкая девочка нерешительно улыбнулась в ответ, глядя на него своими невозможными глазами.
— Я, конечно, извиняюсь, но вынужден прервать вашу милую беседу, — как-то не особо весело произнес подошедший Ланселот, кивнув в сторону конюшен. Девушка, до этого хотевшая что-то сказать, стеснительно опустила глаза и резко убрала руку от его ладони. Отдаленно похожий на вздох разочарования слетел с его губ. Ланселот только усмехнулся, будь он неладен. Как пить дать, к вечеру от нелепых шуточек не будет отбоя. — Давай живее, любвеобильный недопикт, Артур просил поторопиться.
— Тристан, — тихо прошептала она, когда он было направился следом за рыцарем, — пожалуйста, будь осторожен, — и, подавшись вперед, прильнула к нему. Странное ощущение медленно расползалось по грудине, наполняя продрогшее под холодным кафтаном тело теплом. И так не хотелось никуда уходить, но все же пришлось, когда Ланселот, возведя глаза к небу, схватил его за предплечье.
Опавшие желтые листья шуршали под ногами, и мелкий моросящий дождь почти приятно холодил разгоряченное лицо. Первый рыцарь только качал головой, периодически бросая на него косые взгляды. Тристан видел, что сдерживался тот из последних сил, чтобы не сказать что-то явно неприятное.
— Так что за срочность? — впервые было ужасно неуютно в тишине. До дверей конюшни оставалось пару шагов. Противный ком встал в горле, мешая сделать вдох, и Тристан никак не мог понять, почему именно сейчас охватило чувство тревоги. Говорливый соплеменник предпочел промолчать, завидев выехавшего из конюшни командующего.
И уже несколько мгновений спустя, рысью следуя за Артуром и Ланселотом на выделенной серой в яблоках лошади, Тристан понял, что его смущало. В отличие от Кастуса и его верного прихвостня, с собой у него не было ничего из оружия. Если, конечно, не брать в расчет тот кинжал, который больше подошел бы для работы на кухне. Всадники, замедлив ход, дождались того момента, как он приблизился к ним. Внизу холма виднелась деревня.
— Вернувшись с последнего дозора, Ивэйн передал мне занимательную весть, Тристан, — Артур смотрел куда-то вниз, не поднимая на него взгляд. По спине пробежала дрожь. Дней пять назад раненный Ивэйн погиб, а римлянин, который вместе с ним ходил в дозор, пропал. Дагонет и лекарь только развели руками, — слишком много крови потерял в бою Ивэйн; под утро он просто не проснулся. Артур тогда отменил все тренировки и, заручившись поддержкой войска, отправился по маршруту, по которому нести дозор должны были рыцари. Защиту форта укрепили и по несколько воинов отправили в близлежащие селения. Но причем здесь он?
— Чем же я могу помочь? С меня же...
— Ты знаешь их язык, не прибедняйся, — перебив собиравшегося было что-то сказать Артура, ответил Ланселот. И, дернув за повод, повел вперед своего коня.
Ответ такой был более чем странен. Они взяли кого-то из лесных? Как он узнал, командующий не был чистокровным римлянином, его мать была одной из местных; да и проведя гораздо больше времени в Британии, чем любой сармат, тот неплохо владел языком пиктов. Что-то не сходилось.
Тристан за это время после возвращения уже привык к косым взглядам; год с лесными не прошел за зря. Кто же знал, что, спрятав шрамы, он будет вынужден вернуться к своим "хозяевам"? Привязав лошадь, он пытался не прислушиваться к наполненным отнюдь не лестью словам местных, пытался не замечать искривленных злобой лиц. Признаться, это не особо удавалось.
— Проходи уже, чего застыл, — подтолкнул его к входу в один из покосившихся домишек Ланселот. Римляне, караулившие вход, кивнув Артуру, отступили в стороны.
В комнате было холоднее, чем снаружи, Тристан это явно ощутил. Если в доме и были окна, то они были либо зашторены плотной тканью, либо же закрыты ставнями. Откуда-то из угла раздался сиплый смех. Он обернулся к возившемуся с огнивом первому рыцарю.
— Тебе, наверное, интересно, зачем мы пришли сюда, Тристан, — негромко произнес командующий, поднимая вверх зажженный факел. Ланселот спрятал огниво в кисет. Что-то не то было в интонации Кастуса, и он непроизвольно потянулся к ножнам, на удивление, оказавшимся пустым. — Не это ли ищешь? — спросил Артур, бросая на пол кинжал. — Внимательнее нужно быть с оружием, не ровен час вытащит кто. Как сегодня.
Броситься наперерез Ланселоту и забрать кинжал до того, как тот достанет свои мечи, он попросту не успел бы. Рядом не было ничего, чем он смог бы обороняться. Проклятье.
Мужчина в темном углу что-то неразборчиво пробормотал и зашелся в кашле. Отходя спиной к стене, Тристан взглянул через плечо на, по-видимому, пленника, и растерянно замер. В неярком свете факела были видны седые волосы, слипшиеся от крови и грязи, шрам на правой щеке, появившийся явно недавно, и яркие карие глаза, которые он никак не мог забыть в кошмарах.
— Гектор?.. — неверяще протянул он и, не обращая внимания на Ланселота с Арториусом, подошел к пленнику поближе. Римлянин вздрогнул, стоило только коснуться его плеча. Да что, бездна забери, здесь происходит?
— Помнится, ты говорил, что он погиб, Тристан, — спокойный тон Кастуса донельзя раздражал. Мужчина вцепился руками в его штанину и что-то неразборчиво шептал. Боги, да кто это с ним сотворил? — Говорил, что ты — единственный выживший, что... — Артур запнулся, будто никак не мог подобрать нужного слова, но после, словно нехотя, продолжил, — Гектор погиб, так, мой верный-верный рыцарь? Ну же, чего ты молчишь? Расскажи-ка историю о своем чудесном спасении. Агровейн ведь тоже жив, Тристан, ведь так?
Судя по усмешке Ланселота, командующий давно узнал правду. Только для чего все это было разыгрывать? Хотели устроить показательную казнь, то зачем совершать это в тайне? Хотя... Оставшиеся рыцари, возможно, заступились бы за него, обрекая себя на подобную участь.
— Зачем, Тристан? Просто скажи мне, зачем ты тогда солгал? Ведь возвратись он в форт...
— Он не вернулся бы, — опускаясь рядом с Гектором, ответил Тристан. Руки римлянина были туго связаны спереди, веревки впивались в запястья. Ослабить путы все никак не удавалось. — А обречь его братьев на жизнь, похожую на мою, я не смог. Проще было сказать, что он мертв, а не перебежчик, — оставив тщетные попытки, он перевел взгляд на Кастуса. — Может, развяжете его?
Ланселот протянул ему один из мечей рукоятью вперед. Какая забота, хмыкнул Тристан, собираясь было разрезать веревки.
— Не спеши. Отсюда выйдешь или ты, или Гектор, но никак не вы двое, — зло протянул командующий. Тристан растерянно обернулся к Кастусу.
— Что?
— Ты прекрасно все расслышал, Тристан. Либо ты, либо он. Выбирай.
В повисшей тишине было слышно только потрескивание факела да и, наверное, бешеный стук его сердца. Там, у дверей, что-то громко обсуждали оставшиеся воины. Он взглянул на отблески пламени на острие. Перед глазами промелькнула золотая чаша с прекрасным напитком и распластавшийся на красной от крови траве Крас.
Холод, сковавший тело, отпустил, когда он сжал рукоять и распрямил плечи.
— Интересно, Кастус, что бы сказал твой великий учитель? – что-то отдаленно напоминающее удивление промелькнуло на лице командующего. Тот с интересом взглянул на него, наклонив голову набок. — Чем же тогда вы, славные римляне, лучше лесных? Вы также готовы убить безоружного в угоду себе.
— Только предателей, Тристан.
Даже если бы и удалось одолеть командующего с его прихвостнем, далеко бы он все равно не ушел. Чрезмерно много римлян в поселке, это Тристан отметил еще когда они только прибыли сюда.
Довольно.
Со звоном сталь опустилась на половицу.
— Моя жизнь не стоит чужой.
Тристан замер, заметив, как до этого казавшийся беспомощным Гектор, кинулся было к оружию. Кастус ногой оттолкнул в сторону меч и приставил гладиус к шее римлянина.
Оскалившись, ткнув в командующего трясущейся рукой, Гектор хрипло рассмеялся.
— Из-за него вы все подохнете!
— Уведи его отсюда, — чуть слышно Арториус отдал приказ Ланселоту. Тристан неверяще воззрился на Кастуса, доставшего из ножен кинжал. — А мне с нашим другом нужно потолковать.
И только когда его под руку вывел на улицу Ланселот, он смог сделать вдох полной грудью. Из-за серых туч вышло солнце, озаряя все вокруг теплом. Тристан устало потер переносицу, вперившись взглядом в причудливой формы облака. Бежать некуда. Всюду одно и то же. Он сдохнет здесь в угоду этим идиотам.
— Не спеши проклинать Кастуса, друг мой.
Из-за закрывшихся дверей за вошедшими стражами не было слышно ни звука. Тристан не хотел думать о том, что же там происходило. Вырвавшись вперед, — отчего-то первый рыцарь не спешил его останавливать, — он направился к коновязи. Заслышав его шаги, серая в яблоках лошадь тряхнула гривой.
— Друг твой остался там, внутри и, скорее всего, сейчас расправляется со своим собратом.
Ланселот только усмехнулся и покачал головой.
— Из-за Гектора тогда, полтора года назад, сгорели заживо люди. Он открыл ход в форт для пиктов, слышишь, Тристан. А позже, когда об этом стало известно, он и наш общий друг Крас пропали. И представляешь, каково было наше удивление, что через столько времени из лесу возвращаешься ты, полуживой, как и он когда-то, и рассказываешь сказку о чудесном спасении и гибели благороднейшего из римлян. А сейчас, после гибели Ивэйна, которому все же удалось схватить эту мразь, он на одном из допросов сказал, что его преемник — это один забавный недопикт, пришедший примерно с месяц назад в форт, Тристан. Ты часом такого не знаешь, а?
Все это время... Будь они неладны, все это время, косо смотревшие на него римляне боялись увидеть в нем врага, очередного предателя, из-за которого пламя вновь окутает форт. Он прикрыл глаза ладонью и шумно втянул воздух.
— Ты это, прости за представление, но нам нужно было проверить, с ними ты или нет. В конце концов, про Агровейна ты соврал Артуру. Да, из благих, как оказалось, намерений, но все же...
Все же. Он всюду предатель. Дома — клятвопреступник, отрекшийся от последнего обещания матери, здесь — предавший что пиктов, что римлян. Наверное, умри он в Британии, земля не примет его кости и их растащат по лесам дикие звери.
— Когда от тебя останется пепел, то с первым порывом западного ветра ты вернешься домой. Так когда-то говорил мой отец, Тристан. Не только ты страшишься того часа, когда останки будут погребены в землю, — видимо, задумавшись, он произнес свои страхи вслух. Странно, но, обретя словесную форму, они не казались такими уж пугающими. Но до чего же горько было осознавать, что, возможно, сестренку он больше так и не увидит. — Это не наша земля, не наша война, мы не должны остаться здесь навечно. Когда-нибудь мы вернемся домой, — и, подумав, добавил, заметив вышедшего из хижины Кастуса, — только для многих из нас это "когда-нибудь" так и не настанет.
— Ты как? — спросил его командующий, когда Ланселот, кивнув, вырвался на коне вперед. Тристан пожал плечами. Не хуже, не лучше. Только гадко было на сердце, но он прекрасно знал, что виновен во всем сам. Не стоило бежать. Или не стоило возвращаться? Бездна его знает. — Знаешь, наверное, стоило просто поговорить с тобой. Этого было бы достаточно.
— После всего, что я натворил? — Тристан нахмурился. — Разве этого было бы достаточно?
Артур кивнул и горько улыбнулся.
— Более чем.
Когда они добрались до форта, долину окутали сумерки. Из собравшихся туч вновь начался дождь. Близ горизонта красным горело небо. Джулс недовольно скривился, заметив своих любимцев вне конюшни и, что-то проворчав себе под нос, увел его лошадь.
— Кастус, погоди, — окликнул он командующего, собиравшегося было выйти из помещения под проливной дождь. Артур замер в дверях и обернулся к нему. — Когда-то ты просил меня довериться тебе, ты обещал, что не подведешь моих ожиданий. Но тогда я не был честен с тобой до конца и подвел тебя, сбежав, — тот только мягко улыбнулся и покачал головой. — Сейчас же, — Тристан сглотнул вставший в горле ком, — я прошу тебя довериться мне. Я больше не подведу тебя, клянусь.
— Я и без клятв это знаю, Тристан.
И, пожимая в этот раз предплечье Артура, он знал, что обещание сдержит.
_____
* Служа другим, сгораю.
Anthony Hopkins — Margam
@музыка: Ludovico Einaudi – Run, Anthony Hopkins — Margam
@темы: отпусти меня, чудо-трава, любовь всей жизни моей, часть N, играя в автора