чудо всегда ждёт нас где-то рядом с отчаянием
Долгий путь домой
Автор: znaika
Бета: mary_elizabeth
Фэндом: Король Артур
Персонажи: Тристан/Изольда, Агравейн, Артур/Гвиневра, Галахад, Гавейн, Ланселот, Дагонет, Борс/Ванора
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Драма, AU
Размер: Макси, 82 страницы
Кол-во частей: 8
Статус: закончен
Описание:
Когда от тебя останется пепел, то с первым порывом западного ветра ты вернешься домой.
Посвящение:
Всем фанам КА-2004.
Публикация на других ресурсах:
А оно вам надо-то? По этому упоротому фэндому никому и ничего не надо, лол.
Примечания автора:
Агровейн - тот, кто по фильму числился Merlin's Lieutenant. Чего-то мне показалось, что ребята с ним более чем знакомы, как, собственно, и он с ними.
И да, даешь всем Тристанам по Изольде.
У автора новый сорт чая и новый проигранный спор.
ge.tt/4J70rQm/v/0
Знаю, что из Кольхааса, но очень-очень в тему особенно к последней главе.
Наверное, в этой истории больше всего меня. Пусть я и "провела своего персонажа через все круги ада" (да, Света, задело), но я люблю его. Может, жестоко это все было, хотя даже и не "может". Я иначе не видела этот рассказ.
Благодарности:
Невероятных размеров спасибо mary_elizabeth за то, что согласилась вычитать этот текст;
latunskaya за вытребованное исполнение заявки; больше я не поведусь на такое, неа;
oksana007, Джослин, Egressa, Savanna D - спасибо, ребята, за поддержку;
internationale18 - спасибо за помощь в обсуждении сюжета и выбор названия.
Глава 1. — Viam supervadet vadens
Глава 2. — Amicus verus — rara avis
Глава 3. — Etiam sanato vulnere cicatrix manet
Глава 4. — Lupus pilum mutat, non mentem
Глава 5. — Semel traditurus, semper traditurus
Глава 6. — Aliis inserviendo consumor
Глава 7. — Homo toties mortitur, quoties ammitit suos
— Ты зря не веришь. За это время я насмотрелся на чудеса. Как стрелы находили свою цель на громадном расстоянии, как смертельно раненные лесные сражались, хотя при таких ранениях уже должны были отправиться к праотцам, — легкий поцелуй пришелся в щеку, она пробежалась вечно холодными пальчиками по грудине. Нежная и милая девочка, непонятно за что выбравшая его.
Маленькая ладошка коснулась перемотанной раны на левом предплечье. Тристан вздрогнул. Признаться, бывало и хуже за последние три года после возвращения. Только каждый раз, получая очередную отметину, очередное напоминание на теле, он знал, что в форте будет та, которую Тристан любил всем сердцем. Пару минут рядом с ней, и самая страшная боль меркла под ласковым взглядом, прикосновениями, поцелуями. Вот и сейчас она прильнула к его щеке. Как тогда, когда даже упорный Дагонет сдался, не надеясь на его выздоровление; тогда ведь только она осталась с ним, держала его, трясущегося от лихорадки, в своих объятьях и тихо шептала, чтобы он не смел ее покидать.
Тристан сильнее прижал ее к себе правой рукой и подтянул сползшее одеяло. Не хватало еще, чтобы Изольда простудилась. Бледные щечки девушки горели румянцем, волосы за ночь примялись и забавно разметались по подушке.
— О да, расскажи мне те байки об их чародее-волхве, — смеясь, произнесла Изольда и, видимо, заметив, что он ее веселья не разделяет, нахмурившись, удивленно спросила: — Что, Мерлин и правда умеет воскрешать мертвых?
— Скорее нет, чем да, — зарывшись носом в ее белые волосы, ответил Тристан. — Просто пикты до ужаса живучи, и боги этих земель к ним благосклонны.
Девушка, вздохнув, устроилась у него на груди. Он ласково провел по светлым волосам. Рассвет уже давно наступил. И если не прислушиваться, то казалось, что, кроме них, в этом проклятом месте никого не было. Гавейн с Галахадом еще вчера отправились в дозор, а помимо тех двоих, в выделенной комнатушке никого быть и не могло. Дрова в камине давно истлели, и холод становился все ощутимее. Нашарив раненой рукой свою одежду, сваленную вчера в кучу, — хоть бы Изольда этого не заметила, — он потянул к себе рубаху.
Девушка глубоко вдохнула, как и всегда, когда собиралась задать весьма неприятный вопрос, вроде останется ли он в Британии по окончании срока. Признаться, тогда — да и сейчас, — Тристан не знал ответа. Выбрать между ней и сестрой было слишком сложно. Сложно было ее не видеть хотя бы в те дни, когда они с Артуром отправлялись на очередное бессмысленное сражение с лесными, а еще сложнее было отказаться от мечты, питающей его все эти годы, дарующей надежду. Тогда Изольда, услышав его "не знаю" только горько улыбнулась и, собрав вещи, видимо, все же предупредив Ванору, ушла, как он позже узнал, к своему дяде Марку в поселок. Пару бессонных ночей и летящие в спину насмешки от рыцарей было сложно забыть.
Он уже мысленно приготовился к вынужденному расставанию.
— А твои боги? Много тебе дали твои боги? — холодная ручка пробежалась по левой стороне ребер. Щекотно. Поймав ловкую ладошку, коснулся губами кончиков пальцев. Изольда уткнулась подбородком в грудину и выжидательно вглядывалась в его лицо, как и всегда, стараясь уловить фальшь в его словах. Обжегшись на молоке, дуешь и на студеную воду. Успокаивающе пройдясь рукой по виску, Тристан, сев в кровати, поцеловал девушку в нос и притянул к себе, укутав спинку одеялом.
— А тебе твой?
Она смущенно отвела взгляд в сторону и чуть слышно прошептала:
— Он мне послал тебя.
Тристан никогда не задумывался о том, что же ждет там, по ту сторону смерти, никогда не вдумывался в значение слов, сказанных на эту тему волхвом его племени или Мерлином, не прислушивался к тому, что говорил священник Мариус, который все никак не мог смириться с мыслью, что девять оставшихся сармат так и не стали частью его паствы. Но сейчас, мчась во весь опор в поселок, стараясь не думать о том, что, может быть, уже слишком поздно, Тристан тешил себя надеждой, что за столько лет на чужбине боги этих земель хоть один раз проявят свое милосердие.
Ну же, быстрее.
Лошадь Тристана неслась по сугробам из последних сил, проваливаясь в высокие заметы. Хоть бы успеть, хоть бы успеть. Перед глазами мелькали черно-белые пятна.
Там, вдалеке, в небеса вился серый дым.
Судорожно вдыхая морозный воздух, Тристан пытался себя заставить поверить, что она еще жива. Изольда же не могла умереть, ведь правда? Она же не оставит своего брата здесь одного, она же не оставит его, Тристана? Казалось, сердце выскочит из груди. Рыцари Артура вместе с командующим безбожно отстали. Ястреб, летевший высоко в небе, был его единственным спутником.
Боги, ну почему, почему он сегодня не смолчал, почему оставил ее тогда, когда был больше всего нужен? Судя по тому, что сказала Ванора, — скривившись, едко отметила, что она не нанималась присматривать за его зазнобой, но, видимо, заметив на его лице испуг, все же ответила, — Изольда, спросив дозволения у Кастуса, отправилась в поселок к своему дяде.
Это он, он во всем виноват.
Сильнее натянув поводья, Тристан еле успел сжать ногами бока лошади, чтобы не вывалиться из седла. Заартачившееся животное упрямо отступало назад.
— Тише, ну что ты, — ком, вставший в горле, мешал говорить; Тристан осторожно провел рукой по шее лошади и изо всех сил старался, чтобы голос прозвучал как можно спокойнее. — Осталось совсем немного, видишь? Помоги мне, пожалуйста.
Изольда же знала, что в случае нападения лесных нельзя оставаться в доме, нужно бежать к реке, в сторону леса. Только бы девушка не пыталась еще кого-нибудь спасти. Но, прекрасно зная ее, представить, что Изольда ушла сама из поселка, было сложно.
Оставив лошадь, Тристан побежал в сторону ее дома, стоявшего на окраине. На удивление, эта часть поселения не была объята огнем. И надежда, угасшая в сердце, вновь ожила. Только заметив распростершегося на алом от крови снегу Марка, он заставил себя остановиться и перевести дыхание. Вытащив из ножен клинок, Тристан подошел к покосившейся двери ее дома.
— Знаешь, а может, стоит Гая забрать сюда, в форт? — девушка вздрогнула и поджала губы. Пытаясь не показать свое раздражение, почти аккуратно поставила тарелку с супом. Зато деревянную ложку знатно приложила о столешницу. Тристан усмехнулся и накрыл ее руку своей. — Я серьезно, Изольда. Ну что ему делать там, в поселке? Сидеть и тебя дожидаться? Здесь же он сможет...
— Меньше бы с тобой торчала, чаще бы дома была с братом, — зло ответила девушка, но руку не убрала. Борс покачал головой и молча уткнулся в тарелку под его взглядом. Все же хороша была идея сесть отдельно от рыцарей за завтраком. Устало выдохнув, она устроилась напротив. — Прости, я не хотела. Правда, Тристан, прости, пожалуйста, — он улыбнулся. Изольде не за что извиняться, Тристан ведь все прекрасно понимал. Если бы не нужны были ее семье деньги, не пришла бы она в форт. А не будь ее, скорее всего, за эти три года и его бы не стало. — Я не хочу, чтобы Гай был здесь. Если... — растерянно оглядываться по сторонам она все еще не отвыкла, вот и сейчас, вжав голову в плечи, боясь поднять на него взгляд, прошептала, — если и его заберет эта глупая война, я не выдержу. Не после всего, Тристан. У меня ведь, кроме него, здесь больше никого нет.
Сердце пропустило удар. Действительно, больше никого. Его ведь тоже нет. Отпустив ее ладонь, он вперился в содержимое тарелки. Грибная похлебка, казавшаяся неимоверно аппетитной, враз перестала быть таковой.
— Дагонет хотел бы взять себе ученика. После смерти лекаря он сам не справляется. Мальчик бы был постоянно в форте, рядом с тобой. И, в случае чего, римляне смогли бы вас защитить.
— Так же, как пару лет назад? Тристан, тебе ли не знать, что предателей здесь и так слишком много.
Он удивленно взглянул на Изольду. Это же... Она ведь не серьезно?.. Непривычно было видеть в ее таких родных глазах отвращение.
— Мне ли не знать? — он вцепился в столешницу, желая прогнать то гадкое чувство, разлившееся в груди. Гомон посетителей таверны будто бы исчез. — Предатели? Изольда, ты о чем?
Девушка отвела взгляд в сторону.
— Те, кто захотят сбежать, сбегут. А мы здесь погибнем. Ты же понимаешь, своя рубаха ближе к телу, Тристан.
Боги. Неужели столько лет он был слеп? Облизнув враз пересохшие губы, Тристан накинул на плечи куртку. Довольно на сегодня открытий.
— Увы, Изольда, не понимаю. И не хочу понимать.
Резко поднявшись из-за стола, поблагодарив ее за неимоверно вкусный завтрак, проигнорировав удивленного Ланселота, по-видимому, опять наблюдавшего за ним — в последнее время изучающий взгляд рыцаря Тристан на себе часто ловил, — он вышел из таверны. После полумрака помещения не по-зимнему яркий день ослеплял. Ласковые лучи солнца коснулись лица.
Он для нее всегда был только предателем, так получается? Даже для нее. Втянув сквозь зубы морозный воздух, откинув в сторону лезущие в глаза волосы, Тристан собирался было пойти в конюшню, как холодная ладошка коснулась пальцев правой руки.
— Прости меня, я сказала что-то не то, и... — девушка уткнулась лбом в его плечо. Он еле подавил в себе желание заправить за ухо выбившуюся из ее косы светлую прядку.
— Не нужно извиняться, я понял, спасибо, — скрыть горечь слов так и не удалось. Изольда нервно облизнула губы и поежилась. Опять выскочила, не накинув на плечи кафтан. Вот несносная девчонка. Он спрятал руку в карман. В бездну все. Нужно развеяться.
— И что же мне теперь делать?.. — тихо и как-то по-детски наивно спросила Изольда, обнимая себя за плечи.
— А что хочешь, то и делай. С меня хватит, — и было действительно сложно удержаться, чтобы не оглянуться.
Несколько часов спустя, блуждая по лесу — встретившийся по пути в конюшню Артур рассеянно кивнул, когда он попросил дозволения выйти из форта, — Тристан и сам не заметил, как подошел к подножью холма, у которого они когда-то с Агровейном условились встретиться. Мерзкое "предатель" все еще звучало в голове.
Бессмысленно было бежать, только тогда мечта о свободе затмила разум. Может, если бы отец рассказал ему правду, удалось бы избежать этой ошибки?
Все это время "незаметно" шедший за ним человек в плаще с надвинутым на глаза капюшоном растерянно замер, не успев спрятаться за стволом сосны, когда Тристан, быстро вытащив из колчана стрелу, положил ее на тетиву.
— Если будешь убивать, Тристан, — с улыбкой в голосе ответил Агровейн, откидывая капюшон, — то стреляй прямо сюда, — и коснулся центра лба. — А если для приспешника Рима клятвы все еще не пустой звук, то опусти оружие.
В доме было темно, лучина давно погасла, и в сумерках было сложно что-либо разглядеть. Нет, скорее всего, забрав мальчонку, она все же пошла к реке, а там, пройдя еще немного на запад, можно было укрыться под сенью густого леса. Проклятье, если бы только он раньше вернулся в форт... То, что поведал Агровейн, казалось бредом. Зачем уничтожать поселок, в котором, по сути, кроме стариков, детей и женщин, никого не было? Бессмысленная жестокость пиктов не укладывалась в голове. Но когда по возвращении он узнал, что Изольда ушла к Марку, промелькнула ужасающая мысль, а что, если в этот раз лжец сказал правду?
Труднее всего оказалось найти Артура, даже не убедить, нет. Никто из рыцарей его не видел, в покоях Кастуса не было, как и в таверне, конюшне, бараках, на тренировочной площадке. Наконец, ворвавшись в часовню, завидев его, склонившегося на коленях перед изображением своего бога, Тристан хотел было окликнуть Кастуса, но уже в этом не было необходимости. По форту разнесся тревожный звон колоколов.
Раз дым поднялся так высоко, что не постовые со сторожевых башен, расставленных по периметру Адрианова вала подали сигнал, а сразу фортовые дозорные, то, скорее всего, в самом поселке, кроме обугленных трупов, никого уже не было. Послав подмогу — молчание дотошных постовых было более чем подозрительным, возможно, не только в поселок наведалась смерть, — двадцать всадников под командованием Артура отправились в путь.
Как же так незаметно, миновав Адрианов вал, лесные смогли забраться вглубь земель, захваченных Римом? Мысль все ускользала.
Повсюду в доме валялись битые черепки, словно побывавший здесь что-то упорно искал. В дальнем углу лежала ее сумка. Сглотнув горькую слюну, Тристан вышел на улицу. День быстро угасал. Снующие по поселку римляне и рыцари, видимо, никого не нашли, по крайней мере, живого. Встретившись с ним взглядом, Дагонет только отрицательно покачал головой. Нет, светловолосой девушки никто не видел. Возможно, она еще жива.
В прошлый раз, отправившись забирать Изольду из поселка, он нашел ее у реки. В прошлый раз она и Гай забрались в воду и, смеясь, обливали друг дружку. Тогда же, когда он подошел, бойкий мальчишка, быстро выбравшись на берег, чуть ли не с кулаками бросился на него, крича, что не позволит обижать сестренку. Придерживая того за плечи, Тристан растерянно взглянул на Изольду, не зная, что делать дальше. Девушка в белой рубахе, облепившей тело, заливисто смеялась, а в светлых волосах, не до конца намокших во время игры с братцем, отражалось солнце. Зеленые сочные травы, синее небо, белые облака, чуть прохладная вода в реке, объятья Изольды, прижавшейся к нему, веселый смех мальчишки и тепло, разлившееся в грудине. Тогда, возвращаясь вместе с ней домой, — странно было форт впервые назвать своим домом, — он был по-настоящему счастлив.
Следы на снегу вели по направлению к реке. Странно, но Тристан отчего-то не смог разобрать, что же такое кричал ему Галахад, бегущий в его сторону. С каждым шагом, следуя за неровной цепочкой, сердце билось все сильнее. Здесь, на холме, за которым внизу тянулась река, не было черных и красных пятен на белом покрове. Глянув с холма... Нет.
Шум в голове все нарастал, когда он, не смотря под ноги, бежал вниз, проваливаясь по колено в снег. Пожалуйста, нет.
Хруст льда, каменистое дно, всплеск обжигающе-холодной воды и кровь, повсюду была ненавистная кровь, вытекшая из раны на животе Изольды.
Он еле успел подхватить ее прежде, чем она ушла бы под лед. Странно, как он ее ни звал, девушка не открывала глаз. Красными от крови пальцами Тристан коснулся высокой горловины свитера, оставляя на серой материи уродливые пятна.
Тяжело было сделать вдох. В горле встал ком.
Не успел.
— Я никогда у вас ничего не просил, моя вера не была сильна, но сегодня, прошу вас, молю, — ненавидя себя всем сердцем, прижимая к себе девочку, свою нежную, хрупкую девочку, стоя по пояс в воде, опираясь рукой на отчего-то такой хрупкий лед, он пытался согреть теплом Изольду и взывал к давно забытым богам. — Пожалуйста...
Звенящая тишина послужила ему ответом.
Никто не сотворит чудо ради него. Она не поднимет веки, не посмотрит больше на него своими невозможными глазами цвета летнего неба. Под задубевшими от холода пальцами ниточка пульса на ее шее не билась, сердце в груди не стучало. Тристан осторожно провел рукой по спутавшимся намокшим волосам, коснулся губами высокого лба. Отвратительная в своей правдивости мысль причиняла невыносимую боль. Если сейчас он сдвинется с места, выйдет на берег, придется признать, что ее больше нет, что она больше никогда не засмеется звонким смехом, не прижмется к его груди.
— Все хорошо, моя маленькая, все уже хорошо, — целуя в висок, опускаясь к ее уху, шептал Тристан, вышагивая по дну реки. Лед крошился, впивался в бока, замерзшие руки, которыми он бережно поддерживал Изольду под спину, но боли почему-то не чувствовал. — Больше никто, слышишь меня, никто тебя не обидит, я буду всегда рядом с тобой.
Намокший матерчатый доспех тянул вниз. Ее белые волосы разметались по плечам. Держа одной рукой Изольду под лопатки, Тристан осторожно коснулся ее щеки.
Он давным-давно должен был утонуть. Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Сколько же людей погибло из-за него? А сколько еще должно погибнуть? А теперь и... Нет.
— Тристан, стой! Остановись ты! — голос Галахада доносился словно сквозь толщу воды. Хруст льда, брызги, плеск. Кто-то резко дернул его за плечи, оттягивая в сторону берега.
Нет. Нет-нет-нет, он не должен оставлять ее одну, он обещал. Пусть хоть это обещание будет исполнено.
— Боги, Тристан, ты что удумал? — перед глазами мелькали размытые тени. Тело сотрясала крупная дрожь.
— Богов нет в этих землях, Галахад. Они давно оставили это проклятое место.
Он помнил, как отчаянно сопротивлялся, как что-то зло кричал, когда подоспели остальные славные рыцари. Помнил, как тряпичной куклой осел на покрытую снегом землю и перебирал мокрые прядки пшеничного цвета. Отовсюду тянуло жженым любистком, хотя, казалось бы, откуда ему здесь взяться?
Тристан скинул с плеч плащ, наброшенный Кастусом, и укрыл ним ее по самый подбородок. Умиротворенное, белое как снег лицо Изольды и алый римский плащ, прикрывший рану на животе. Казалось, будто она просто уснула.
Уснула. Только уже вечным сном.
Белое крошево мерно опускалось с небес, видимо, пытаясь спрятать под своим покровом красные разводы на снегу, скрыть от людских глаз алый плащ и милую, добрую девочку. Было тяжело дышать.
— Зачем? — Артур наклонился к нему, осторожно коснулся плеча. Холод, до этого практически не ощущавшийся, окутал с ног до головы. — Ты ей уже ничем не поможешь, Тристан. Ее больше...
— Еще слово, и я тебе врежу, — твердо ответил он, сжав ладони в кулаки. Пусть его тогда повесят, пусть. Но он не позволит этому... этому римлянину, отпустившему ее сюда, говорить подобное. И горько рассмеялся, понимая, что в ее гибели виноват не меньше. Если бы только промолчал. Если бы не пытался ее заставить забрать в форт брата. Если бы… Брата? Проклятье, как он мог забыть. Может, еще не поздно, может, хотя бы мальчишка спасся. Сглотнув, спросил: — Есть выжившие?
Кастус нахмурился и покачал головой. Ясно. Взглянув в последний раз на нежное и такое спокойное лицо Изольды, Тристан поднялся с колен, завернулся в плащ, предоставленный Гавейном, и поднял с земли меч.
Оружие казалось слишком тяжелым. Он провел пальцами по острию, и по ладони потекла красная капля. Лесные не останутся безнаказанными. Ланселот успел подхватить его, когда Тристан, сделав шаг, пошатнулся.
— Помнится, вы хотели знать, где лагерь лесных? Так почему бы нам, запасшись стрелами и огнем, не навестить их?
И через два дня, собравшись с силами, пытаясь не смотреть в сторону местного кладбища, пополнившегося еще одной могилой с деревянным крестом, а не как обычно, воткнутым в землю мечом, следуя за своим командиром вместе с карательным отрядом римлян в глубину леса, указывая путь, Тристан впервые жаждал испачкать острие меча в пиктской крови.
Пощады не будет.
***
— Вернешься ты в форт, и что дальше? — с нотками испуга в голосе поинтересовалась рыжая, держа руки над головой. Ее стоило убить, Тристан точно это знал. Но оставлять Спею одну бесчеловечно. — Ты все равно не сможешь их всех спасти. На рассвете...
— До рассвета еще далеко, — он подступил поближе. — Брось сумку на землю, — женщина медленно опустила поклажу на еще не растаявший снег. — А теперь, будь так добра, показывай дорогу. И без глупостей. Твоей дочери будет без тебя плохо.
Тристан заметил ее еще на подходе к дубраве. Попытка незаметно последовать за ним явно не удалась. Он нахмурился. Зачем было возвращаться ночью через весь лес? Неужели она так хотела его спасти? Да, как же. Сложно было в это поверить.
На небе не было ни облачка. Ярко сияла полная луна. С каждым шагом идти становилось все сложнее. Пульсирующая боль в голове не так сильно тревожила, как рана, которую не особо удачно перевязала Изольда. Скорее всего, опять пошла кровь. Тристан коснулся левого бока. Да, так и есть. Агровейн, наверное, очень расстроится, если узнает, что он испачкал его вещь. Думать о том, что же он сможет сделать, придя в таком состоянии в форт, не хотелось. Радовало одно — до рассвета еще было много времени. Выбрав одну из стрел, Тристан крепко зажал в руке древко; долго держать стрелу на натянутой тетиве не удавалось. Он усмехнулся. Силен спаситель, ничего не скажешь.
Интересно, в этот раз пикты опять попытаются сжечь форт или?.. За последние почти одиннадцать лет никто из их племени не пытался повторить подобное. Возможно, после поджога их лагеря желание играть с огнем у лесных поугасло. Единственный выживший мальчишка из поселка Изольды, ровесник Гая, прятавшийся в одном из домов на окраине, рассказал, что пикты тогда пришли еще на рассвете и за пару часов изничтожили "предателей крови". И только уже когда солнце клонилось к закату, подожгли дома. Признаться, до этой зимы Тристан свято верил, что Агровейн не был вместе с пиктами тогда, что прибился к одному из восточных племен и осел где-то неподалеку Катнис, а узнав о близящемся нападении, решил предупредить по старой дружбе. Только заметив его в составе отряда Мерлина, когда было совершено нападение на этого римского индюка, Германуса, сомнения, гонимые прочь все это время, вновь нашли оплот в его сердце. Агровейн не зря его тогда нашел в лесу, не зря предупредил о вылазке, и, не отправь тогда Артур к постовым на сторожевых башнях подмогу, в тот день погибло бы больше людей империи. Возможно, старый добрый друг надеялся, что за единожды сказанную правду обретет доверие Тристана навечно, но, увы, просчитался.
За все эти годы, проведенные вместе с римлянами, он много зла совершил. Но без содрогания вспоминать ту ночь в лесу даже сейчас не мог. На его руках слишком много крови. Но, как бы сказал Мариус, упокой господь его душу, деяния, совершенные во благо, но приведшие к смерти, не будут приравнены к убийству в день страшного суда. Правда, священник тогда так и не уточнил, что же за благо такое, если к нему дорога устлана чужими жизнями.
— И ты еще собираешься сражаться? — едко спросила Изольда, глянув на него через плечо. Вот не может эта женщина молча идти. — Да ты еле на ногах держишься, того и смотри, упадешь.
— Поговори еще, и посмотрим, кто раньше упадет, — беззлобно ответил Тристан, прижимая левую руку к боку. Женщина упрямо поджала губы и покачала головой.
Чудес не бывает, это Тристан давно усвоил. Большую цену пришлось заплатить за это знание. Странное ощущение, роящееся в груди, не давало покоя. Что-то не так. Подслушанный разговор, проявивший милосердие Агровейн и найденный в корнях клена наконечник стрелы сложно было списать на удачу. Да еще и рыжая, появившаяся в нужное время в нужном месте.
Остаток пути он пытался не обращать внимания на пульсирующую боль в боку. Признаться, получалось не особо хорошо. Холод пробирал до костей.
— Зря я тебя спасала, Тристан, — тихо произнесла женщина, но в тишине ночи слова были отчетливо слышны. Он хмыкнул, подтолкнув застывшую было на месте ведьму в спину. Не только она его за зря спасала. Только, как правило, все, проявляющие милосердие к нему, погибают.
Невдалеке раздался крик совы. Изольда, до этого аккуратно шедшая по кочкам, сделав пару шагов, не удержалась, оступившись на скользком от подтаявшего снега камне, и упала на землю, громко вскрикнув.
Сова, видимо, решившая поохотиться в предрассветных сумерках, вновь издала крик, подозрительно похожий на человеческий, только теперь уже гораздо ближе. Хорошая попытка, рыжая. Подняв сопротивляющуюся женщину за ворот, Тристан, склонившись к ее лицу, приставив наконечник к шее, поинтересовался:
— Так куда, ты говоришь, отправился Агровейн?
— Откуда мне знать? — раздраженно ответила Изольда, отворачивая лицо в сторону, ощупывая левой рукой землю, видимо, пытаясь нашарить камень. — Меня близ хижины тогда не было.
— А кому тогда подала знак, милая?
Она испуганно заозиралась по сторонам, попыталась было дернуться, но Тристан сильнее прижал к бьющейся жилке острие синей от яда стрелы.
— Ты же прекрасно знаешь, что, порань я тебя сейчас, до полудня тебя не станет, — тихий шепот, сказанный почти на ухо, заставил ее вздрогнуть. — Я же тебя предупреждал, Изольда.
Карие глаза с мольбой смотрели на него. Тристан сцепил зубы, услышав ее "пожалуйста, а как же Спея?".
Нельзя. Малышка не заслуживает такой судьбы.
Шумно втянув морозный воздух, помог ей подняться. До форта осталось всего ничего, собственно, как и времени. Небо на востоке начало светлеть. Благо дым еще не тянулся вверх от подожженного форта. Может, Артур еще жив. И сильнее сжал руки в кулаки, впиваясь обломанными ногтями в ладони. Когда-то он позволил себе надеяться.
— Убирайся отсюда. Ты уже навредила всем, чем могла.
Женщина обхватила себя руками и удивленно уставилась на него, будто не веря в свою удачу. Он покачал головой.
— Я не стану стрелять тебе в спину, Изольда. И скажи Спее, что мне очень жаль.
— Ты же понимаешь, что там погибнешь? — о, пожалуйста, будто ей действительно не плевать. Он, поправив колчан, направился на восток. Еще немного, и стены форта будут видны. — Тристан! — боги, эта женщина, видимо, никогда не уймется. Остановившись, обернулся через плечо. — Они начнут, когда Гвиневра выйдет на стену. Может быть, ты еще успеешь. Поспеши, Агровейн с остальными скоро будут здесь.
Когда вдали стало видно каменную кладку стены, Тристан, приложив все усилия, подался вперед. Боль в боку огнем расплывалась по телу. Было невыносимо жарко. Снега на дороге почти не было, словно метель, бушевавшая пару дней назад, сюда не смогла найти путь, затерявшись в лесу. Чертов указатель давно был уничтожен, остался только покосившийся столб. Не осталось даже напоминания о ребяческих выходках тех, кто уже давно должны были стать свободными людьми.
Странно. Старый друг отчего-то не встречал у стен форта. Тристан посмотрел в небеса. Нет, ястреба нигде не было видно. У поднятых ворот не было стражи. Может, Ланселот не получил послание? Сверху, неспешно прогуливаясь под руку с Артуром, — за столько лет он бы ни за что не спутал своего командира с кем-либо другим; этот храбрый недоримлянин всегда был чрезмерно обходителен с женщинами, — шла Гвиневра, сжимая в руке до боли знакомую гасту Мерлина. Сердце сильнее забилось в груди, когда Тристан подрагивающей от холода рукой уложил на тетиву стрелу.
Даже если он сейчас ее и убьет, то остановит ли это пиктов от нападения на форт? Возможно, пару человек, шедших за ними с Изольдой, и были в лесу, но как он мог не заметить подошедший отряд? Такого быть не может. Солнце озарило первыми лучами землю, и не до конца растаявший снег окрасился в оранжевый. Выдохнув, Тристан опустил лук. Нужно переговорить с Кастусом. Что-то не так в этой истории, рассказанной Изольдой и Агровейном.
А что именно было не так он понял через несколько мгновений, когда стрела со свистом рассекла воздух и женщина, шедшая под руку с Артуром, чуть не перевалилась через ограду форта. И когда вышедший из-под навеса заснеженных деревьев Агровейн весело отсалютовал ему рукой и скрылся в лесу, рыжая, молившая о пощаде, так жаждущая вернуться к Спее, вырвавшись вперед из укрытия, пронзительно закричала:
— Убийца! Убийца! Стража, здесь римский лучник, уничтоживший перемирие!
_____
*Человек умирает столько раз, сколько теряет своих близких.
Публий Сир
Hans Zimmer – "All Of Them!"
Глава 8. — Suus tempore domum redire
Когда от тебя останется пепел, то с первым порывом западного ветра ты вернешься домой.
"Домой. Я скоро отправлюсь домой".
Вдох-выдох.
В голове пульсировала боль. Веки почему-то казались невыносимо тяжелыми. Странная легкость в груди. Лицо окутало тепло, и, сделав глубокий вдох — откуда здесь взялся аромат свежескошенных трав? — Тристан на удивление не почувствовал осточертевшей боли в ребрах.
Ярко сияло солнце, и в небесах не было ни единого облачка. Там, вдалеке, вплоть до самого горизонта, простирался зеленый луг. Высокие травы клонились под ветром. Собравшись с силами, коснувшись ладонью головы — Тристан сцепил зубы от прошившей висок боли, — сел, упираясь ладонью в нагретую землю.
— Пустошь скорби, пустошь славы, пустошь памяти печальной. Щедры травы и дубравы, но где-то дом в дали дальней. О, а я было подумал, что ты так весь день проведешь, в блаженном ничегонеделаньи, — ехидный голос Ланселота он бы всегда узнал. Тристан хмыкнул и поморщился, пытаясь разглядеть лицо этого насмешника. Солнце било в глаза.
— А ты что-то имеешь против?
Ланселот уселся рядом с ним, вытянув босые ноги вперед. Странно. У первого рыцаря Артура не было его верных спутников-мечей. Да и доспеха не было. Только странная алая рубаха, потемневшая в районе сердца, да излюбленные черные штаны.
— Ты еще успеешь отдохнуть, Тристан, — растянув губы в улыбке, произнес Ланселот, вглядываясь в голубые небеса. Там, в вышине, летал старый друг. Где-то вдали раздавались звуки битвы. Но сколько бы Тристан ни оборачивался в поисках источника шума, вокруг было только поле с высокими травами, безоблачное небо и яркое солнце, да улыбающийся чему-то своему первый рыцарь Кастуса. — Если она умрет к вечеру восьмого дня, Мерлин забудет о перемирье.
Она? Черти бы его побрали, о чем Ланселот говорит? И прежде чем он успел задать вопрос, тот продолжил:
— Как же здесь красиво, Тристан, посмотри. Степи, как море, — от горизонта до горизонта, на коне не доскачешь, и синие широкие небеса. Нет границ. — Подумав, тихо добавил, отведя взгляд в сторону: — Она это свободой назвала, когда ты так и не решился выйти из своего укрытия в лесу, чтобы рассказать о приближающихся саксах, — откинувшись на спину, Ланселот, прикрыв предплечьем глаза, нашарил рукой в густой траве арбалетный болт и со злостью отшвырнул прочь. — Только теперь уже не все вкус свободы ощутят.
Голоса становились громче, боль, пульсировавшая в голове, все нарастала. Мягкое тепло, растекавшееся по грудине, вмиг сменилось холодом, когда Ланселот, несильно ткнув в бок, еле слышно произнес:
— Твоя девочка тебя давно простила, слышишь. А теперь же вставай. Проснись, Тристан.
— Проснись, Тристан!
Зелень трав сменилась серостью. Пытаясь убрать невесть откуда взявшуюся размытую странную картинку, он потер глаза.
Только сон. Ничего более.
Приглушенный свет неприятно ударил по глазам. Серый потолок, каменные стены и ни тебе бескрайнего неба в вышине, ни укрытых зеленью степей родного дома. Вокруг были пустующие кровати лазарета. Перемотанное предплечье чуть повыше запястья до боли сжал Галахад, видимо, пытаясь его разбудить. Там, у выхода из помещения, о чем-то яростно спорил Борс с высоким пиктом в алом римском плаще.
Тристан усмехнулся. Привередливость и ненависть к римлянам в холодное время, судя по всему, может быть отринута прочь.
— Вы допустили, чтобы ее ранили. Если Гвиневра умрет...
— Ключевое слово — если, — выйдя из себя, гаркнул рыцарь, мимовольно потянувшись правой рукой к кинжалу в ножнах. — А теперь, будь так добр, скажи своим, если еще хоть один из них попытается проникнуть сюда, Артур сам разорвет мирное соглашение и в подтверждение украсит стены форта вашими головами. Я ясно выразился?
Изрыгнув проклятья на семь поколений в адрес упертых сармат, пикт, резко развернувшись, вышел из лазарета, громко хлопнув дверью. Борс со всей силы ударил кулаком в стену.
— Молодец, давно... следовало руку размять, — хрипло произнес Тристан и, сцепив зубы, поднялся в кровати. Жар уже спал, да и ребра ныли значительно меньше. Откликнувшаяся на слова рыжей пиктская стража приветливо встретила его у ворот форта, изрядно намяв бока. Хотя, к чести сказать, даже в таком плачевном состоянии, в каком прибыл к "дому", он сражался до конца, пока силы его не оставили. Благо Артур подоспел прежде, чем уперевшееся в шею копье одного из неизвестных пиктов лишило его жизни. Хотя, возможно, это и не совсем было благо.
Он жестом остановил Галахада, поднесшего ему кубок с пахнущим травами отваром.
— Я тебе сейчас тоже что-нибудь разомну, — не оборачиваясь, произнес Борс, опустив плечи. — Ты что, мать твою, удумал? Бездна тебя подери, Тристан, мы не справимся со всеми лесными, они перебьют нас одного за другим.
Ну как же, перебьют. Зря рыцарь не берет в расчет дар Артура собирать и воодушевлять войско. Те крестьяне, не державшие за свою жизнь в руках мечей, сражались самоотверженно с саксами примерно так же, как и лесные.
— Будто в том есть его вина, Борс, — едко отметил Галахад, отставив кубок на стол, и зябко обнял себя руками. — Это было ясно, когда рыжая в форт его мертвого ястреба с письмом принесла. Им нужно было выманить Артура с этой девкой, вот, собственно, и выманили. Чего я сам понять не могу, так это почему он повелся на явную ложь.
Тристан сжал ладонями пронзившие болью виски. Ясно, где пропал старый друг. Интересно, что же было такого в том письме, что командующий вместе с Гвиневрой послушно вышли на стену?
— Где Кастус? Мне нужно срочно с ним переговорить, — опустив ноги с кровати, вцепившись рукой в спинку, он попытался было подняться. К горлу подступил тошнотворный ком, и если бы не подоспевший Борс, лежать бы ему на дощатом полу.
— Они с Мерлином пытаются уладить то, что из-за тебя произошло, — недовольно проговорил рыцарь, помогая лечь в кровать.
— Если бы стрелял я, она была бы уже давно мертва, — Тристан облизнул пересохшие губы. — Вы же знаете, я всегда попадаю в цель.
— Благо знаем это не только мы, но и Артур. Он слишком сильно верит тебе, Тристан, — так же тихо произнес Галахад. — Его вера — единственное, что спасло тебя от смерти. Стрелы были отравлены и, скорее всего, к исходу восьмого дня она умрет, потому как противоядие на нее не подействовало.
Ястреб, "к исходу восьмого дня умрет". Нехорошие предчувствия закрались в сердце. Значит… и первый рыцарь Артура тоже?.. Сглотнув ком, чуть подавшись вперед, превознемогая головную боль, спросил:
— Ланселот... не пережил битвы, да?
Борс хмуро кивнул, сжав руки в кулаки, и, будто вспомнив что-то до безумия важное, направился к выходу из лазарета.
— Как?
— Как погиб? — разглядывая свои ладони, переспросил Галахад. Тристан кивнул. Друг, закусив губу, произнес: — Сердиков сын не был честен в бою. Арбалетный болт в сердце. Мгновенная смерть. Пепел развеяли на западном ветру, как он и хотел.
Жалобно проскрипели петли двери. Видимо, Борс вышел. Тристан опустил налившуюся тяжестью голову на подушку и прикрыл глаза.
— Значит, он первый, кто отправился домой.
Все было зря. В который раз славный друг Агровейн... А впрочем, тот, кто не хочет быть обманут, на уловку не попадется. Столько лет прошло, столько раз обжигался и в очередной раз поверил. Наверное, Ланселот бы знатно посмеялся над сложившейся ситуацией, только, увы, теперь острослов умолк навеки.
Он хмыкнул. Надо же, ведь как все разыграли. Да ведьма тоже хороша. Не пожалей ее тогда, в лесу, возможно, сейчас ему не пришлось бы прятаться под надзором одного из сармат в лазарете. С улицы доносился смех и гомон. Гавейн нервно расхаживал у окна. Но почему женщина, спасшая жизнь ему тогда, пару седьмиц назад, вот так безбожно окрутила сейчас? Она ведь не сразу рассказала о знаке, который должна была подать Гвиневра. Будто действительно не хотела его отпускать в форт.
— Прекрати мельтешить, Гавейн, — хрипло попросил он, и рыцарь, виновато пожав плечами, уселся на одной из кроватей. — Слушай, а рыжая, так ратовавшая за мою поимку, уже покинула форт?
Друг отрицательно покачал головой и вперился взглядом в окно. Раздался приглушенный вскрик. Да что, черт побери, там такое на дворовой площади происходит?
Странное чувство, роившееся в груди, отдавало болью в голову. Любящая мать не пошла к своему ребенку, но, обогнав его, затаилась в чаще и, выдав свое местонахождение, позволила себя схватить. Зачем? Зачем ведьме помогать в отмщении Агровейну? Если только... Спея.
— Гавейн, мне нужно повидаться с рыжей. Она может знать, как спасти Гвиневру, не зря же...
— Это невозможно, — поймав его удвиленный взгляд, вздохнув, продолжил. — Ведьма у пиктов. Был выбор: ты или она. Сам понимаешь, позволь им забрать тебя, не стало бы еще одного сармата.
С улицы раздался женский крик.
— Она там? — сухо спросил Тристан и, собравшись с силами, превозмогая боль, поднялся на ноги. В голове шумело. Добравшись до стола, взял свой меч, видимо, принесенный кем-то из рыцарей, и, не слушая Гавейна, пытавшегося воззвать к его разуму, что, мол, договор с пиктами превыше всего, и он может погибнуть, если вмешается в их правосудие, покинул лазарет.
Промозглое утро не радовало яркостью красок. Холод сразу же пробрался под кафтан. Там, в центре, знакомый высокий пикт в алом плаще держал рыжую, стоящую на коленях, за волосы, приставив к ее щеке острие кинжала.
— Сражался бы с тем, кто может дать достойный отпор, — протянул Тристан, подойдя поближе, разминая плечи, и удобнее перехватил рукоять. Странно, даже руки не дрожали — сталь со свистом рассекла воздух, когда он поднял меч.
— И до тебя еще очередь дойдет, — усмехнулся мужчина, сильнее сжав руку в ее волосах, — смотри, ведьма, у тебя защитник выискался. Неужто приворожила его?
— Пятнадцать лет войн тебе было мало? Желаешь продолжения?
— В этот раз преимущество не на вашей стороне, — зло выплюнул пикт, сильнее надавливая на острие. По щеке женщины потекла кровь.
— Преимущество за нами до тех пор, пока мы живы, разрисованный.
— Это ненадолго.
— Хочешь проверить? — вкрадчиво поинтересовался подошедший Арториус. Пикт нервно обернулся и выпустил свою добычу. Изольда растерянно осталась на месте. По правую руку командующего стоял Мерлин, сжимавший в руках золотую гасту. Заметив Тристана, волхв кивнул. — Чего застыли? Расходитесь, представление окончено. Опусти меч, Тристан. Довольно кровопролития в этих землях.
Столпившиеся пикты в римских плащах, завидев Мерлина, поспешно покинули площадь. Кастус протянул руку и помог подняться испуганно глядящей на мужчин рыжей и, осторожно коснувшись раненной щеки, аккуратно стер каплю крови.
— Семь из пятнадцати пособников твоего друга уже пойманы, — тихо прошелестел Мерлин застывшей от страха женщине. Тристан, опустив меч, подался вперед. — И если ты поможешь спасти мою дочь, то я сохраню тебе жизнь.
— Если я это сделаю, он убьет мою Спею, — так же тихо ответила Изольда, вжав голову в плечи.
К вечеру начался снег. Сыпало так, будто отступившая было зима захотела вновь завладеть землями Британии. Разговор с Арториусом прояснил ситуацию. Лагерь повстанцев, противящихся примирению римлян и пиктов, был найден и разгромлен на рассвете. Тогда же был пойман падальщик Фидах, который любезно поделился с людьми Мерлина замечательной историей о том, как один верный рыцарь Кастуса должен был разрушить шаткий мир. Правда в любезности своей пикты несколько переусердствовали, и Фидах так и не смог дойти до форта, но весть о том, что Агровейн, доверенное лицо волхва, — предатель, разлетелась очень быстро по всей округе.
— Поешь, тебе нужно восстановить силы, — произнес Галахад, отставляя в сторону свою опустевшую тарелку с похлебкой. Сидевшие неподалеку пикты бросали косые взгляды в их сторону. Борс устроился с Ванорой и детьми за одним столом, Гавейн же отправился вместе с Кастусом и отрядом Мерлина в леса в поисках Агровейна. Ведьма с волхвом как исчезли пополудни в покоях Гвиневры, так и не появлялись в форте.
В таверне было на удивление не так шумно, как когда здесь были римляне. Странно было делить пищу с теми, кого почти тринадцать лет нещадно уничтожал. Еда не лезла в горло, как и разбавленное теплое вино. Разве стоит перемирие жизни маленькой девочки? Не зная Спеи, он бы без колебаний ответил, что да, стоит. Но сейчас, помня доброту малышки, ее теплый смех и карие глаза, было сложно заставить себя поверить в необходимость такого решения.
Залпом осушив кубок, Тристан поднялся из-за стола.
— Скоро вернусь, — ответив на вопросительный взгляд Галахада, сказал он и вышел из таверны.
На дворе было безлюдно. Из окон покоев Арториуса, которые тот разделил с Гвиневрой, лился тусклый свет. Подняв голову вверх, Тристан вгляделся в небеса. Серые тучи почти закрыли яркую полную луну. Хижину ведьмы также сожгли на рассвете, как и лагерь повстанцев. В поселении пиктов Агровейна не примут, покинуть лес, скорее всего, тот еще не успел. Остается только одно место, где стоит проверить.
— Далеко собрался? — выгнув бровь, поинтересовался Джулз, подходя к нему поближе, опираясь на посох, прихрамывая на левую ногу. Видимо, и ему на поле битвы досталось. Подвесив лампу, тяжело опустился на лавку. — В молчанку играть будешь, а, Тристан? Если подохнешь, в какой хоть стороне твое тело искать, сармат ты неугомонный.
— Искать не придется, — тихо ответил он, взбираясь на серую в яблоках лошадь. Ласково провел по гриве и натянул повод. — Спасибо, что позаботился о ней.
Конюх растерянно кивнул.
— Жаль, о твоем Друге позаботиться не смог.
Снег летел в лицо. За долгие годы надоевший доспех неприятно сжимал грудину. Боли больше не было, только холод, пробиравшийся под стеганку, немного досаждал. Видимо, эти пару дней, проведенные почти в беспамятстве, все же возымели действие. Нужно будет непременно поблагодарить Агровейна за вынужденный отдых.
Эту дорогу хотелось бы забыть, да запомнилась она на всю жизнь. Вдалеке больше не горел форт, больше никто не гнался за ним — ни римляне, ни пикты. Привязав коня к дереву, Тристан взбрался на возвышение. На холме было удивительно светло.
— А я уж было подумал, что ты не догадаешься, — растянул губы в улыбке Агровейн, потирая озябшие руки. — Так что, друг мой, понравилось тебе...
— Скажи, где Спея, забирай коня и убирайся к чертям отсюда, пока они не перерезали тебе глотку, — спокойно ответил Тристан, поравнявшись с ним. Агровейн огорченно покачал головой и потянулся к ножнам.
— Ну разве можно так прерывать человека на полуслове, Тристан? Плохо тебя воспитали твои римляне.
— Я до безумия рад, что с пиктами ты вырос не таким, как я. А теперь, будь добр, скажи, где девчонка, и уходи. Я тебя не выдам.
— После всего? Какое благородство, друг мой.
— Не друг я тебе и никогда им не был.
Резко вытащив из ножен меч, Агровейн подался вперед. Тристан легко парировал удар. Раздался звук скрежещущей стали.
— Но, несмотря на твое предательство, я не хочу тебя убивать, — отходя в сторону, произнес он, уворачиваясь от очередного выпада. Неподалеку раздались шаги по хрустящему от мороза снегу.
— Были бы все римляне такими верными своему слову, Трис, все было бы иначе, — ярко улыбнувшись, ответил Агровейн, пытаясь нанести удар слева. Резкое движение руки, и по рукаву бывшего друга потекла кровь. — Видишь, ты не сможешь удержаться от искушения.
— Дались тебе... эти римляне, — сталь вновь проскрежетала. — Позволь мне забрать девчонку, и я отпущу тебя.
— В прошлый раз, — наступая, начал Агровейн, — в прошлый раз, пообещав моему отцу, не желавшему отпускать своих детей в римское рабство, вызвавшемуся сражаться с Красом и проигравшему битву, римляне дали слово, что пощадят моих братьев, — еще удар и по ноге Агровейна потекла горячая кровь. — Я до сих пор слышу их крики, Трис, до сих пор, — зажимая рану, опустив оружие, прошептал тот. — Одного за другим. Заставив смотреть на это моего отца, меня и мать, Трис, — меч упал в снег. — Я правду тебе говорил, мой друг, я не вернусь домой. Мне некуда возвращаться. И ты, столько раз отдававший предпочтение своим дорогим римлянам, ты, мой, как я считал, брат, — ярко улыбнувшись, снял с запястья браслет с именами и кинул его под ноги Тристану, — теперь помилуешь меня? Разве не так бы ты сам поступил, если бы твой отец не побоялся тебя защитить, если бы у тебя на глазах умерла твоя Сардана?
Агровейн подшагнул поближе, так, что острие меча уперлось в живот. По спине пробежал холодок, и отчего-то стало трудно дышать.
— Я не держу ответ за то, что сделал Крас тогда, — ответил он, вглядываясь в бегающие глаза бывшего друга. — Как и никто из тех, кто остался в форте после битвы. Римлян больше нет в этих землях, Агровейн, ты зря сражаешься с тенями, желая смерти мне, Артуру и тем немногочисленным выжившим, — Тристан осторожно опустил меч, покрепче перехватив рукоять. — Даже после всего, я не хочу, чтобы тебя убили. Уезжай отсюда. На восток, как ты тогда говорил, к дружелюбным племенам.
На мгновение, всего лишь на мгновение он отвлекся, повернувшись в сторону заскрипевшего под чьей-то поступью снега. Там, под высоким разлогим дубом, стоял Галахад, сжимавший в руках рукоять лука. По воздуху просвистела стрела, и Агровейн, пошатнувшись, упал на снег. В левой руке блестело острие кинжала.
Вот и все.
— Нет, черти бы тебя разобрали, нет, не смей сдыхать, — зажимая руками рану на шее, шептал Тристан, упав на колени рядом с Агровейном. Тот только ухмыльнулся. На губах выступила кровавая пена. Прекрасно понимая, что спасти того вряд ли удастся, Тристан, наклонившись поближе, спросил: — Где девочка, куда ты дел Спею?
По белому снегу растекалась темная кровь. Вглядываясь в его глаза, бывший друг попытался было замахнуться кинжалом, но в предплечье вонзилась очередная стрела.
— Да прекрати ты, Галахад! — зло крикнул он на рыцаря, замершего с луком в руках. — Где она?
— Пикты... сожгли... дом... — захлебываясь в собственной крови, ответил Агровейн.
Ненавистный алый цвет растекся по ладоням. Сердце Тристана пропустило удар. Он плотно зажмурился. Нет, быть этого не может. Нет. А открыв глаза, заметил, что больше его некогда друг не дышал.
Раз. Вдохнуть-выдохнуть. До крыльца осталось всего ничего. Джулз странно посмотрел на него, с неким подобием сочувствия, когда он завел в денник лошадь, и даже не пробежался напоследок ладонью по гриве.
— Тристан.
Два. Собраться с мыслями, придумать, что бы такого сказать ей, чтобы она спасла Гвиневру.
— Я должен был это сделать, Тристан, пойми, — тихо произнес рыцарь и осторожно коснулся его плеча. От прикосновения передернуло. Руки все еще казались красными от крови, хотя он точно помнил, что стер все с ладоней.
Три. Маленькая девочка сгорела на рассвете. Девочка, которая впервые за многие годы ему стала дорога.
— Тристан, он бы убил тебя, если бы я не остановил его. Все равно девчонку спасти бы не удалось.
— Молчи, — хрипло произнес он. — Замолчи, Галахад. Я прошу тебя. Оставь меня в покое, найди себе занятие.
— Я просто хотел...
— Ты все уже сделал. И, наверное, правильно. Только мне от этого не легче, — приободряюще улыбнувшись Галахаду, он направился в сторону одиноко горящего окна покоев Кастуса.
Тристан долго стоял на пороге, прислушиваясь к происходящему там, за тяжелой резной дверью. И, глубоко вдохнув, вошел внутрь. Там, за прозрачной занавеской, далеко от окна, в свете зажженных вокруг ламп, на кровати лежала белая как снег Гвиневра. Черные волосы рассыпались по подушкам, и в бреду она звала отнюдь не Артура. Тристан горько усмехнулся. Вот стервец, даже напоследок сумел напакостничать своему командиру.
Тянуло сладостью меда и прохладой мяты. Изольда, заметив его появление, отложила в сторону тряпицу, судя по запаху, смоченную в отваре лесного бессмертника и ивовой коры.
— Нет, ее еще не нашли, как и Агровейна, — мягко ответил он, подойдя поближе и приобняв рыжую за плечи. — Ты только не волнуйся, Спею обязательно найдут, слышишь? — Тристан вытер бегущие по щекам Изольды слезы. Серые глаза с испугом глядели на него. Он осторожно коснулся губами ее лба. — Все будет хорошо, не бойся. Все обязательно будет хорошо.
Женщина, кивнув, вернулась к прерванной работе, напевая себе под нос что-то отдаленно похожее на колыбельную.
Там, у камина, сжимая в руках кубок, отложив в сторону золотую гасту, в кресле сидел Мерлин, вглядываясь в огонь. Спина его не была горделиво расправлена, как обычно, по щекам ходили желваки. Видимо, не чувствуя жара, тот все ближе придвигался к огню.
— Только сыновья этой земли находят упоение в сжигании заживо детей, ведь так, волхв? — тихо произнес он, наклонившись к уху мужчины. Мерлин вздрогнул и воззрился на него непонимающим взглядом. Надежда, что девочка все еще жива, на какое-то мгновение ожила в сердце. Впрочем, непонимание долго не продлилось. Тот хмыкнул и откинулся на спинку кресла.
— Священный огонь очистит скверну, — так же тихо ответил волхв, преподнеся к губам кубок. Сделав глоток, отставил его на столик. — Я и не говорил, что жизнь Гвиневры будет стоить жизней ведьмы и ребенка. А если ты расскажешь... Что же, и эта женщина погибнет. Предатели жить не должны.
— Если расскажу, твоя дочь умрет раньше вечера восьмого дня. Поверь, ей, — он многозначительно кивнул в сторону рыжей, — терять больше нечего.
По комнате лилась беззаботная песенка, в камине потрескивали поленья. Иллюзия тихого семейного вечера разрушалась почти непреодолимым желанием выхватить из ножен меч. Тристан осторожно коснулся рукояти.
— Что ты хочешь? — подавшись вперед, спросил Мерлин, сжимая подлокотники тонкими пальцами. Красиво, наверное, они бы почернели, если зашвырнуть эту мразь в огонь.
— Оживлять, как я понимаю, ты не умеешь, ведь так, великий волхв? — зло протянул Тристан. Мерлин отрицательно покачал головой. Изольда замолчала, явно прислушиваясь к разговору у камина. — Тогда поклянись, что она будет жить в достатке и не будет ни в чем нуждаться. Поклянись, или тайное слишком рано станет явным, — до хруста сжав рукук волхва, прошипел он. Зеленые глаза с нескрываемой ненавистью впились в него.
— Клянусь, — спустя мгновение, ответил Мерлин и стал растирать покрасневшее запястье. Тристан от чистого сердца надеялся, что хруст в костях ему не послышался. И, улыбнувшись Изольде на прощание, вышел из покоев Кастуса.
Через три дня, когда Арториус вернулся со своими новыми пиктскими рыцарями — или как еще Кастус в этот раз назовет свою свиту? — Тристан, собрав свои немногочисленные пожитки, золото и охранные грамоты, простившись с теми, кто все же умудрился выжить в славных землях Британии, отправился туда, куда порядка десяти лет не мог заставить себя зайти.
На ее могиле крест давно покосился. Покрытый снегом, тот клонился влево.
— Ну, здравствуй, Изольда, — тихо прошептал Тристан, расчистив снег у, как он помнил, ее ног. Вытащил из ножен меч и поставил вместо давно прогнивших древянных балок. Немного подтаявшая земля с легкостью отдала непотребное дерево. Отстегнув ремень, аккуратно положил ножны рядом с заснеженной могилой. Там, справа, через десяток рядов, лежит Даг, вон там, слева, чуть поодаль — первый погибший, не считая Леона, — Динадан.
Светловолосой девочки с глазами цвета летнего неба уже давно не стало. И в этих краях больше не было никого, ради кого стоило бы остаться.
— Ты бы аккуратнее шел, Кастус, если не хочешь быть замеченным, — усмехнувшись, произнес он, глядя на подошедшего командира через плечо. — А где группа твоих дрессирируемых лесных? Неужели позволил им не держать строй?
— Очень смешно, Тристан, — нахмурился Кастус, поравнявшись с ним. — Они такие же, как и мы с тобой.
— Да-да, слышал я такую историю когда-то. Также слышал о желании изменить мир и спасти вверенных тебе людей. Но раз на то пошло, обернись, Артур. Обернись и посчитай, сколько полегло в войне, которую можно было предотвратить.
— Если бы это все зависело только от меня, Тристан.
Злые слова, которые так и хотелось высказать своему бывшему командующему, враз померкли, стоило только взглянуть на уставшего мужчину, стоявшего рядом с ним. Жестоко обвинять человека, который действительно пытался их всех спасти, даже ценой собственной жизни; Гавейн рассказал о несовершенной сделке с богом, рассказал о тщетных поисках выживших на поле быитвы да и о разгромленных покоях после похорон Ланселота не смог умолчать. Кастус как никто не заслуживал подобных обвинений.
— Ты знаешь, что твой новый союзник заживо сжег девочку в лесу? — тихо поинтересовался Тристан, вглядываясь в лицо Арториуса. Кастус перевел на него удивленный взгляд зеленых глаз. — Да, ты правильно расслышал. Пока Гвиневра не окрепла, будь осторожен с ведьмой. Если она узнает, женщина, которая так тебе дорога, погибнет в муках из-за того, что ее отец — та еще сволочь.
— Так ты поэтому уходишь? Тебе претит союз с пиктами?
Он усмехнулся и покачал головой, смахнув снежинки с рукояти меча.
— Мне претит быть здесь, на этой проклятой всеми богами и даже нашим Богом земле. Мне претит быть здесь, в этом форте, делить кров с теми, чьих братьев или мужей, возможно, я убил. Кроме вас четверых здесь больше никого нет для меня. И кто знает, через сколько лет я был бы вынужден хоронить кого-то из вас из-за нелепых сражений. Правда, не исключено, что я раньше отправился бы к праотцам. По крайней мере, Мерлин к этому наверняка приложил бы руку. Да и к тому же, мой путь домой и так был слишком долог.
— Найдешь сестру?
— Если жива — найду, чего бы мне это ни стоило.
Крупные снежинки падали с небес, укрывая землю белым полотном. Холодно не было, по крайней мере, руки в перчатках этого не чувствовали. На предплечье все еще ощущалась рука Артура. Его увещевания, что стоит хотя бы дождаться наступления весны в форте, не возымели действия. Как бы там ни было, лучше дождаться наступления сезона судноплавства в порту, найти капитана, плывущего в восточные края, нежели вновь погрязнуть в дрязгах между только-только примирившимся врагами.
Выведя серую в яблоках лошадь на возвышение, чувствуя соль на губах, ощущая сильный порыв ветра, который, казалось, мог бы снести вниз с обрыва, впервые за долгие годы он смеялся. Как бы они ни пытались заставить его забыть, но вкус свободы Тристан все еще помнил. И, наблюдая за стоящими в порту кораблями, сжимая в руке охранную грамоту, он не оглядывался назад, туда, где больше не было для него места.
Пора возвращаться домой*.
_____
Audiomachine (Origins) — The Final Hour
06.07-6.10.2013 г.
Автор: znaika
Бета: mary_elizabeth
Фэндом: Король Артур
Персонажи: Тристан/Изольда, Агравейн, Артур/Гвиневра, Галахад, Гавейн, Ланселот, Дагонет, Борс/Ванора
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Драма, AU
Размер: Макси, 82 страницы
Кол-во частей: 8
Статус: закончен
Описание:
Когда от тебя останется пепел, то с первым порывом западного ветра ты вернешься домой.
Посвящение:
Всем фанам КА-2004.
Публикация на других ресурсах:
А оно вам надо-то? По этому упоротому фэндому никому и ничего не надо, лол.
Примечания автора:
Агровейн - тот, кто по фильму числился Merlin's Lieutenant. Чего-то мне показалось, что ребята с ним более чем знакомы, как, собственно, и он с ними.
И да, даешь всем Тристанам по Изольде.
У автора новый сорт чая и новый проигранный спор.
ge.tt/4J70rQm/v/0
Знаю, что из Кольхааса, но очень-очень в тему особенно к последней главе.
Наверное, в этой истории больше всего меня. Пусть я и "провела своего персонажа через все круги ада" (да, Света, задело), но я люблю его. Может, жестоко это все было, хотя даже и не "может". Я иначе не видела этот рассказ.
Благодарности:
Невероятных размеров спасибо mary_elizabeth за то, что согласилась вычитать этот текст;
latunskaya за вытребованное исполнение заявки; больше я не поведусь на такое, неа;
oksana007, Джослин, Egressa, Savanna D - спасибо, ребята, за поддержку;
internationale18 - спасибо за помощь в обсуждении сюжета и выбор названия.
Глава 1. — Viam supervadet vadens
Глава 2. — Amicus verus — rara avis
Глава 3. — Etiam sanato vulnere cicatrix manet
Глава 4. — Lupus pilum mutat, non mentem
Глава 5. — Semel traditurus, semper traditurus
Глава 6. — Aliis inserviendo consumor
Глава 7. — Homo toties mortitur, quoties ammitit suos
— Ты зря не веришь. За это время я насмотрелся на чудеса. Как стрелы находили свою цель на громадном расстоянии, как смертельно раненные лесные сражались, хотя при таких ранениях уже должны были отправиться к праотцам, — легкий поцелуй пришелся в щеку, она пробежалась вечно холодными пальчиками по грудине. Нежная и милая девочка, непонятно за что выбравшая его.
Маленькая ладошка коснулась перемотанной раны на левом предплечье. Тристан вздрогнул. Признаться, бывало и хуже за последние три года после возвращения. Только каждый раз, получая очередную отметину, очередное напоминание на теле, он знал, что в форте будет та, которую Тристан любил всем сердцем. Пару минут рядом с ней, и самая страшная боль меркла под ласковым взглядом, прикосновениями, поцелуями. Вот и сейчас она прильнула к его щеке. Как тогда, когда даже упорный Дагонет сдался, не надеясь на его выздоровление; тогда ведь только она осталась с ним, держала его, трясущегося от лихорадки, в своих объятьях и тихо шептала, чтобы он не смел ее покидать.
Тристан сильнее прижал ее к себе правой рукой и подтянул сползшее одеяло. Не хватало еще, чтобы Изольда простудилась. Бледные щечки девушки горели румянцем, волосы за ночь примялись и забавно разметались по подушке.
— О да, расскажи мне те байки об их чародее-волхве, — смеясь, произнесла Изольда и, видимо, заметив, что он ее веселья не разделяет, нахмурившись, удивленно спросила: — Что, Мерлин и правда умеет воскрешать мертвых?
— Скорее нет, чем да, — зарывшись носом в ее белые волосы, ответил Тристан. — Просто пикты до ужаса живучи, и боги этих земель к ним благосклонны.
Девушка, вздохнув, устроилась у него на груди. Он ласково провел по светлым волосам. Рассвет уже давно наступил. И если не прислушиваться, то казалось, что, кроме них, в этом проклятом месте никого не было. Гавейн с Галахадом еще вчера отправились в дозор, а помимо тех двоих, в выделенной комнатушке никого быть и не могло. Дрова в камине давно истлели, и холод становился все ощутимее. Нашарив раненой рукой свою одежду, сваленную вчера в кучу, — хоть бы Изольда этого не заметила, — он потянул к себе рубаху.
Девушка глубоко вдохнула, как и всегда, когда собиралась задать весьма неприятный вопрос, вроде останется ли он в Британии по окончании срока. Признаться, тогда — да и сейчас, — Тристан не знал ответа. Выбрать между ней и сестрой было слишком сложно. Сложно было ее не видеть хотя бы в те дни, когда они с Артуром отправлялись на очередное бессмысленное сражение с лесными, а еще сложнее было отказаться от мечты, питающей его все эти годы, дарующей надежду. Тогда Изольда, услышав его "не знаю" только горько улыбнулась и, собрав вещи, видимо, все же предупредив Ванору, ушла, как он позже узнал, к своему дяде Марку в поселок. Пару бессонных ночей и летящие в спину насмешки от рыцарей было сложно забыть.
Он уже мысленно приготовился к вынужденному расставанию.
— А твои боги? Много тебе дали твои боги? — холодная ручка пробежалась по левой стороне ребер. Щекотно. Поймав ловкую ладошку, коснулся губами кончиков пальцев. Изольда уткнулась подбородком в грудину и выжидательно вглядывалась в его лицо, как и всегда, стараясь уловить фальшь в его словах. Обжегшись на молоке, дуешь и на студеную воду. Успокаивающе пройдясь рукой по виску, Тристан, сев в кровати, поцеловал девушку в нос и притянул к себе, укутав спинку одеялом.
— А тебе твой?
Она смущенно отвела взгляд в сторону и чуть слышно прошептала:
— Он мне послал тебя.
Тристан никогда не задумывался о том, что же ждет там, по ту сторону смерти, никогда не вдумывался в значение слов, сказанных на эту тему волхвом его племени или Мерлином, не прислушивался к тому, что говорил священник Мариус, который все никак не мог смириться с мыслью, что девять оставшихся сармат так и не стали частью его паствы. Но сейчас, мчась во весь опор в поселок, стараясь не думать о том, что, может быть, уже слишком поздно, Тристан тешил себя надеждой, что за столько лет на чужбине боги этих земель хоть один раз проявят свое милосердие.
Ну же, быстрее.
Лошадь Тристана неслась по сугробам из последних сил, проваливаясь в высокие заметы. Хоть бы успеть, хоть бы успеть. Перед глазами мелькали черно-белые пятна.
Там, вдалеке, в небеса вился серый дым.
Судорожно вдыхая морозный воздух, Тристан пытался себя заставить поверить, что она еще жива. Изольда же не могла умереть, ведь правда? Она же не оставит своего брата здесь одного, она же не оставит его, Тристана? Казалось, сердце выскочит из груди. Рыцари Артура вместе с командующим безбожно отстали. Ястреб, летевший высоко в небе, был его единственным спутником.
Боги, ну почему, почему он сегодня не смолчал, почему оставил ее тогда, когда был больше всего нужен? Судя по тому, что сказала Ванора, — скривившись, едко отметила, что она не нанималась присматривать за его зазнобой, но, видимо, заметив на его лице испуг, все же ответила, — Изольда, спросив дозволения у Кастуса, отправилась в поселок к своему дяде.
Это он, он во всем виноват.
Сильнее натянув поводья, Тристан еле успел сжать ногами бока лошади, чтобы не вывалиться из седла. Заартачившееся животное упрямо отступало назад.
— Тише, ну что ты, — ком, вставший в горле, мешал говорить; Тристан осторожно провел рукой по шее лошади и изо всех сил старался, чтобы голос прозвучал как можно спокойнее. — Осталось совсем немного, видишь? Помоги мне, пожалуйста.
Изольда же знала, что в случае нападения лесных нельзя оставаться в доме, нужно бежать к реке, в сторону леса. Только бы девушка не пыталась еще кого-нибудь спасти. Но, прекрасно зная ее, представить, что Изольда ушла сама из поселка, было сложно.
Оставив лошадь, Тристан побежал в сторону ее дома, стоявшего на окраине. На удивление, эта часть поселения не была объята огнем. И надежда, угасшая в сердце, вновь ожила. Только заметив распростершегося на алом от крови снегу Марка, он заставил себя остановиться и перевести дыхание. Вытащив из ножен клинок, Тристан подошел к покосившейся двери ее дома.
— Знаешь, а может, стоит Гая забрать сюда, в форт? — девушка вздрогнула и поджала губы. Пытаясь не показать свое раздражение, почти аккуратно поставила тарелку с супом. Зато деревянную ложку знатно приложила о столешницу. Тристан усмехнулся и накрыл ее руку своей. — Я серьезно, Изольда. Ну что ему делать там, в поселке? Сидеть и тебя дожидаться? Здесь же он сможет...
— Меньше бы с тобой торчала, чаще бы дома была с братом, — зло ответила девушка, но руку не убрала. Борс покачал головой и молча уткнулся в тарелку под его взглядом. Все же хороша была идея сесть отдельно от рыцарей за завтраком. Устало выдохнув, она устроилась напротив. — Прости, я не хотела. Правда, Тристан, прости, пожалуйста, — он улыбнулся. Изольде не за что извиняться, Тристан ведь все прекрасно понимал. Если бы не нужны были ее семье деньги, не пришла бы она в форт. А не будь ее, скорее всего, за эти три года и его бы не стало. — Я не хочу, чтобы Гай был здесь. Если... — растерянно оглядываться по сторонам она все еще не отвыкла, вот и сейчас, вжав голову в плечи, боясь поднять на него взгляд, прошептала, — если и его заберет эта глупая война, я не выдержу. Не после всего, Тристан. У меня ведь, кроме него, здесь больше никого нет.
Сердце пропустило удар. Действительно, больше никого. Его ведь тоже нет. Отпустив ее ладонь, он вперился в содержимое тарелки. Грибная похлебка, казавшаяся неимоверно аппетитной, враз перестала быть таковой.
— Дагонет хотел бы взять себе ученика. После смерти лекаря он сам не справляется. Мальчик бы был постоянно в форте, рядом с тобой. И, в случае чего, римляне смогли бы вас защитить.
— Так же, как пару лет назад? Тристан, тебе ли не знать, что предателей здесь и так слишком много.
Он удивленно взглянул на Изольду. Это же... Она ведь не серьезно?.. Непривычно было видеть в ее таких родных глазах отвращение.
— Мне ли не знать? — он вцепился в столешницу, желая прогнать то гадкое чувство, разлившееся в груди. Гомон посетителей таверны будто бы исчез. — Предатели? Изольда, ты о чем?
Девушка отвела взгляд в сторону.
— Те, кто захотят сбежать, сбегут. А мы здесь погибнем. Ты же понимаешь, своя рубаха ближе к телу, Тристан.
Боги. Неужели столько лет он был слеп? Облизнув враз пересохшие губы, Тристан накинул на плечи куртку. Довольно на сегодня открытий.
— Увы, Изольда, не понимаю. И не хочу понимать.
Резко поднявшись из-за стола, поблагодарив ее за неимоверно вкусный завтрак, проигнорировав удивленного Ланселота, по-видимому, опять наблюдавшего за ним — в последнее время изучающий взгляд рыцаря Тристан на себе часто ловил, — он вышел из таверны. После полумрака помещения не по-зимнему яркий день ослеплял. Ласковые лучи солнца коснулись лица.
Он для нее всегда был только предателем, так получается? Даже для нее. Втянув сквозь зубы морозный воздух, откинув в сторону лезущие в глаза волосы, Тристан собирался было пойти в конюшню, как холодная ладошка коснулась пальцев правой руки.
— Прости меня, я сказала что-то не то, и... — девушка уткнулась лбом в его плечо. Он еле подавил в себе желание заправить за ухо выбившуюся из ее косы светлую прядку.
— Не нужно извиняться, я понял, спасибо, — скрыть горечь слов так и не удалось. Изольда нервно облизнула губы и поежилась. Опять выскочила, не накинув на плечи кафтан. Вот несносная девчонка. Он спрятал руку в карман. В бездну все. Нужно развеяться.
— И что же мне теперь делать?.. — тихо и как-то по-детски наивно спросила Изольда, обнимая себя за плечи.
— А что хочешь, то и делай. С меня хватит, — и было действительно сложно удержаться, чтобы не оглянуться.
Несколько часов спустя, блуждая по лесу — встретившийся по пути в конюшню Артур рассеянно кивнул, когда он попросил дозволения выйти из форта, — Тристан и сам не заметил, как подошел к подножью холма, у которого они когда-то с Агровейном условились встретиться. Мерзкое "предатель" все еще звучало в голове.
Бессмысленно было бежать, только тогда мечта о свободе затмила разум. Может, если бы отец рассказал ему правду, удалось бы избежать этой ошибки?
Все это время "незаметно" шедший за ним человек в плаще с надвинутым на глаза капюшоном растерянно замер, не успев спрятаться за стволом сосны, когда Тристан, быстро вытащив из колчана стрелу, положил ее на тетиву.
— Если будешь убивать, Тристан, — с улыбкой в голосе ответил Агровейн, откидывая капюшон, — то стреляй прямо сюда, — и коснулся центра лба. — А если для приспешника Рима клятвы все еще не пустой звук, то опусти оружие.
В доме было темно, лучина давно погасла, и в сумерках было сложно что-либо разглядеть. Нет, скорее всего, забрав мальчонку, она все же пошла к реке, а там, пройдя еще немного на запад, можно было укрыться под сенью густого леса. Проклятье, если бы только он раньше вернулся в форт... То, что поведал Агровейн, казалось бредом. Зачем уничтожать поселок, в котором, по сути, кроме стариков, детей и женщин, никого не было? Бессмысленная жестокость пиктов не укладывалась в голове. Но когда по возвращении он узнал, что Изольда ушла к Марку, промелькнула ужасающая мысль, а что, если в этот раз лжец сказал правду?
Труднее всего оказалось найти Артура, даже не убедить, нет. Никто из рыцарей его не видел, в покоях Кастуса не было, как и в таверне, конюшне, бараках, на тренировочной площадке. Наконец, ворвавшись в часовню, завидев его, склонившегося на коленях перед изображением своего бога, Тристан хотел было окликнуть Кастуса, но уже в этом не было необходимости. По форту разнесся тревожный звон колоколов.
Раз дым поднялся так высоко, что не постовые со сторожевых башен, расставленных по периметру Адрианова вала подали сигнал, а сразу фортовые дозорные, то, скорее всего, в самом поселке, кроме обугленных трупов, никого уже не было. Послав подмогу — молчание дотошных постовых было более чем подозрительным, возможно, не только в поселок наведалась смерть, — двадцать всадников под командованием Артура отправились в путь.
Как же так незаметно, миновав Адрианов вал, лесные смогли забраться вглубь земель, захваченных Римом? Мысль все ускользала.
Повсюду в доме валялись битые черепки, словно побывавший здесь что-то упорно искал. В дальнем углу лежала ее сумка. Сглотнув горькую слюну, Тристан вышел на улицу. День быстро угасал. Снующие по поселку римляне и рыцари, видимо, никого не нашли, по крайней мере, живого. Встретившись с ним взглядом, Дагонет только отрицательно покачал головой. Нет, светловолосой девушки никто не видел. Возможно, она еще жива.
В прошлый раз, отправившись забирать Изольду из поселка, он нашел ее у реки. В прошлый раз она и Гай забрались в воду и, смеясь, обливали друг дружку. Тогда же, когда он подошел, бойкий мальчишка, быстро выбравшись на берег, чуть ли не с кулаками бросился на него, крича, что не позволит обижать сестренку. Придерживая того за плечи, Тристан растерянно взглянул на Изольду, не зная, что делать дальше. Девушка в белой рубахе, облепившей тело, заливисто смеялась, а в светлых волосах, не до конца намокших во время игры с братцем, отражалось солнце. Зеленые сочные травы, синее небо, белые облака, чуть прохладная вода в реке, объятья Изольды, прижавшейся к нему, веселый смех мальчишки и тепло, разлившееся в грудине. Тогда, возвращаясь вместе с ней домой, — странно было форт впервые назвать своим домом, — он был по-настоящему счастлив.
Следы на снегу вели по направлению к реке. Странно, но Тристан отчего-то не смог разобрать, что же такое кричал ему Галахад, бегущий в его сторону. С каждым шагом, следуя за неровной цепочкой, сердце билось все сильнее. Здесь, на холме, за которым внизу тянулась река, не было черных и красных пятен на белом покрове. Глянув с холма... Нет.
Шум в голове все нарастал, когда он, не смотря под ноги, бежал вниз, проваливаясь по колено в снег. Пожалуйста, нет.
Хруст льда, каменистое дно, всплеск обжигающе-холодной воды и кровь, повсюду была ненавистная кровь, вытекшая из раны на животе Изольды.
Он еле успел подхватить ее прежде, чем она ушла бы под лед. Странно, как он ее ни звал, девушка не открывала глаз. Красными от крови пальцами Тристан коснулся высокой горловины свитера, оставляя на серой материи уродливые пятна.
Тяжело было сделать вдох. В горле встал ком.
Не успел.
— Я никогда у вас ничего не просил, моя вера не была сильна, но сегодня, прошу вас, молю, — ненавидя себя всем сердцем, прижимая к себе девочку, свою нежную, хрупкую девочку, стоя по пояс в воде, опираясь рукой на отчего-то такой хрупкий лед, он пытался согреть теплом Изольду и взывал к давно забытым богам. — Пожалуйста...
Звенящая тишина послужила ему ответом.
Никто не сотворит чудо ради него. Она не поднимет веки, не посмотрит больше на него своими невозможными глазами цвета летнего неба. Под задубевшими от холода пальцами ниточка пульса на ее шее не билась, сердце в груди не стучало. Тристан осторожно провел рукой по спутавшимся намокшим волосам, коснулся губами высокого лба. Отвратительная в своей правдивости мысль причиняла невыносимую боль. Если сейчас он сдвинется с места, выйдет на берег, придется признать, что ее больше нет, что она больше никогда не засмеется звонким смехом, не прижмется к его груди.
— Все хорошо, моя маленькая, все уже хорошо, — целуя в висок, опускаясь к ее уху, шептал Тристан, вышагивая по дну реки. Лед крошился, впивался в бока, замерзшие руки, которыми он бережно поддерживал Изольду под спину, но боли почему-то не чувствовал. — Больше никто, слышишь меня, никто тебя не обидит, я буду всегда рядом с тобой.
Намокший матерчатый доспех тянул вниз. Ее белые волосы разметались по плечам. Держа одной рукой Изольду под лопатки, Тристан осторожно коснулся ее щеки.
Он давным-давно должен был утонуть. Губы непроизвольно растянулись в улыбке. Сколько же людей погибло из-за него? А сколько еще должно погибнуть? А теперь и... Нет.
— Тристан, стой! Остановись ты! — голос Галахада доносился словно сквозь толщу воды. Хруст льда, брызги, плеск. Кто-то резко дернул его за плечи, оттягивая в сторону берега.
Нет. Нет-нет-нет, он не должен оставлять ее одну, он обещал. Пусть хоть это обещание будет исполнено.
— Боги, Тристан, ты что удумал? — перед глазами мелькали размытые тени. Тело сотрясала крупная дрожь.
— Богов нет в этих землях, Галахад. Они давно оставили это проклятое место.
Он помнил, как отчаянно сопротивлялся, как что-то зло кричал, когда подоспели остальные славные рыцари. Помнил, как тряпичной куклой осел на покрытую снегом землю и перебирал мокрые прядки пшеничного цвета. Отовсюду тянуло жженым любистком, хотя, казалось бы, откуда ему здесь взяться?
Тристан скинул с плеч плащ, наброшенный Кастусом, и укрыл ним ее по самый подбородок. Умиротворенное, белое как снег лицо Изольды и алый римский плащ, прикрывший рану на животе. Казалось, будто она просто уснула.
Уснула. Только уже вечным сном.
Белое крошево мерно опускалось с небес, видимо, пытаясь спрятать под своим покровом красные разводы на снегу, скрыть от людских глаз алый плащ и милую, добрую девочку. Было тяжело дышать.
— Зачем? — Артур наклонился к нему, осторожно коснулся плеча. Холод, до этого практически не ощущавшийся, окутал с ног до головы. — Ты ей уже ничем не поможешь, Тристан. Ее больше...
— Еще слово, и я тебе врежу, — твердо ответил он, сжав ладони в кулаки. Пусть его тогда повесят, пусть. Но он не позволит этому... этому римлянину, отпустившему ее сюда, говорить подобное. И горько рассмеялся, понимая, что в ее гибели виноват не меньше. Если бы только промолчал. Если бы не пытался ее заставить забрать в форт брата. Если бы… Брата? Проклятье, как он мог забыть. Может, еще не поздно, может, хотя бы мальчишка спасся. Сглотнув, спросил: — Есть выжившие?
Кастус нахмурился и покачал головой. Ясно. Взглянув в последний раз на нежное и такое спокойное лицо Изольды, Тристан поднялся с колен, завернулся в плащ, предоставленный Гавейном, и поднял с земли меч.
Оружие казалось слишком тяжелым. Он провел пальцами по острию, и по ладони потекла красная капля. Лесные не останутся безнаказанными. Ланселот успел подхватить его, когда Тристан, сделав шаг, пошатнулся.
— Помнится, вы хотели знать, где лагерь лесных? Так почему бы нам, запасшись стрелами и огнем, не навестить их?
И через два дня, собравшись с силами, пытаясь не смотреть в сторону местного кладбища, пополнившегося еще одной могилой с деревянным крестом, а не как обычно, воткнутым в землю мечом, следуя за своим командиром вместе с карательным отрядом римлян в глубину леса, указывая путь, Тристан впервые жаждал испачкать острие меча в пиктской крови.
Пощады не будет.
***
— Вернешься ты в форт, и что дальше? — с нотками испуга в голосе поинтересовалась рыжая, держа руки над головой. Ее стоило убить, Тристан точно это знал. Но оставлять Спею одну бесчеловечно. — Ты все равно не сможешь их всех спасти. На рассвете...
— До рассвета еще далеко, — он подступил поближе. — Брось сумку на землю, — женщина медленно опустила поклажу на еще не растаявший снег. — А теперь, будь так добра, показывай дорогу. И без глупостей. Твоей дочери будет без тебя плохо.
Тристан заметил ее еще на подходе к дубраве. Попытка незаметно последовать за ним явно не удалась. Он нахмурился. Зачем было возвращаться ночью через весь лес? Неужели она так хотела его спасти? Да, как же. Сложно было в это поверить.
На небе не было ни облачка. Ярко сияла полная луна. С каждым шагом идти становилось все сложнее. Пульсирующая боль в голове не так сильно тревожила, как рана, которую не особо удачно перевязала Изольда. Скорее всего, опять пошла кровь. Тристан коснулся левого бока. Да, так и есть. Агровейн, наверное, очень расстроится, если узнает, что он испачкал его вещь. Думать о том, что же он сможет сделать, придя в таком состоянии в форт, не хотелось. Радовало одно — до рассвета еще было много времени. Выбрав одну из стрел, Тристан крепко зажал в руке древко; долго держать стрелу на натянутой тетиве не удавалось. Он усмехнулся. Силен спаситель, ничего не скажешь.
Интересно, в этот раз пикты опять попытаются сжечь форт или?.. За последние почти одиннадцать лет никто из их племени не пытался повторить подобное. Возможно, после поджога их лагеря желание играть с огнем у лесных поугасло. Единственный выживший мальчишка из поселка Изольды, ровесник Гая, прятавшийся в одном из домов на окраине, рассказал, что пикты тогда пришли еще на рассвете и за пару часов изничтожили "предателей крови". И только уже когда солнце клонилось к закату, подожгли дома. Признаться, до этой зимы Тристан свято верил, что Агровейн не был вместе с пиктами тогда, что прибился к одному из восточных племен и осел где-то неподалеку Катнис, а узнав о близящемся нападении, решил предупредить по старой дружбе. Только заметив его в составе отряда Мерлина, когда было совершено нападение на этого римского индюка, Германуса, сомнения, гонимые прочь все это время, вновь нашли оплот в его сердце. Агровейн не зря его тогда нашел в лесу, не зря предупредил о вылазке, и, не отправь тогда Артур к постовым на сторожевых башнях подмогу, в тот день погибло бы больше людей империи. Возможно, старый добрый друг надеялся, что за единожды сказанную правду обретет доверие Тристана навечно, но, увы, просчитался.
За все эти годы, проведенные вместе с римлянами, он много зла совершил. Но без содрогания вспоминать ту ночь в лесу даже сейчас не мог. На его руках слишком много крови. Но, как бы сказал Мариус, упокой господь его душу, деяния, совершенные во благо, но приведшие к смерти, не будут приравнены к убийству в день страшного суда. Правда, священник тогда так и не уточнил, что же за благо такое, если к нему дорога устлана чужими жизнями.
— И ты еще собираешься сражаться? — едко спросила Изольда, глянув на него через плечо. Вот не может эта женщина молча идти. — Да ты еле на ногах держишься, того и смотри, упадешь.
— Поговори еще, и посмотрим, кто раньше упадет, — беззлобно ответил Тристан, прижимая левую руку к боку. Женщина упрямо поджала губы и покачала головой.
Чудес не бывает, это Тристан давно усвоил. Большую цену пришлось заплатить за это знание. Странное ощущение, роящееся в груди, не давало покоя. Что-то не так. Подслушанный разговор, проявивший милосердие Агровейн и найденный в корнях клена наконечник стрелы сложно было списать на удачу. Да еще и рыжая, появившаяся в нужное время в нужном месте.
Остаток пути он пытался не обращать внимания на пульсирующую боль в боку. Признаться, получалось не особо хорошо. Холод пробирал до костей.
— Зря я тебя спасала, Тристан, — тихо произнесла женщина, но в тишине ночи слова были отчетливо слышны. Он хмыкнул, подтолкнув застывшую было на месте ведьму в спину. Не только она его за зря спасала. Только, как правило, все, проявляющие милосердие к нему, погибают.
Невдалеке раздался крик совы. Изольда, до этого аккуратно шедшая по кочкам, сделав пару шагов, не удержалась, оступившись на скользком от подтаявшего снега камне, и упала на землю, громко вскрикнув.
Сова, видимо, решившая поохотиться в предрассветных сумерках, вновь издала крик, подозрительно похожий на человеческий, только теперь уже гораздо ближе. Хорошая попытка, рыжая. Подняв сопротивляющуюся женщину за ворот, Тристан, склонившись к ее лицу, приставив наконечник к шее, поинтересовался:
— Так куда, ты говоришь, отправился Агровейн?
— Откуда мне знать? — раздраженно ответила Изольда, отворачивая лицо в сторону, ощупывая левой рукой землю, видимо, пытаясь нашарить камень. — Меня близ хижины тогда не было.
— А кому тогда подала знак, милая?
Она испуганно заозиралась по сторонам, попыталась было дернуться, но Тристан сильнее прижал к бьющейся жилке острие синей от яда стрелы.
— Ты же прекрасно знаешь, что, порань я тебя сейчас, до полудня тебя не станет, — тихий шепот, сказанный почти на ухо, заставил ее вздрогнуть. — Я же тебя предупреждал, Изольда.
Карие глаза с мольбой смотрели на него. Тристан сцепил зубы, услышав ее "пожалуйста, а как же Спея?".
Нельзя. Малышка не заслуживает такой судьбы.
Шумно втянув морозный воздух, помог ей подняться. До форта осталось всего ничего, собственно, как и времени. Небо на востоке начало светлеть. Благо дым еще не тянулся вверх от подожженного форта. Может, Артур еще жив. И сильнее сжал руки в кулаки, впиваясь обломанными ногтями в ладони. Когда-то он позволил себе надеяться.
— Убирайся отсюда. Ты уже навредила всем, чем могла.
Женщина обхватила себя руками и удивленно уставилась на него, будто не веря в свою удачу. Он покачал головой.
— Я не стану стрелять тебе в спину, Изольда. И скажи Спее, что мне очень жаль.
— Ты же понимаешь, что там погибнешь? — о, пожалуйста, будто ей действительно не плевать. Он, поправив колчан, направился на восток. Еще немного, и стены форта будут видны. — Тристан! — боги, эта женщина, видимо, никогда не уймется. Остановившись, обернулся через плечо. — Они начнут, когда Гвиневра выйдет на стену. Может быть, ты еще успеешь. Поспеши, Агровейн с остальными скоро будут здесь.
Когда вдали стало видно каменную кладку стены, Тристан, приложив все усилия, подался вперед. Боль в боку огнем расплывалась по телу. Было невыносимо жарко. Снега на дороге почти не было, словно метель, бушевавшая пару дней назад, сюда не смогла найти путь, затерявшись в лесу. Чертов указатель давно был уничтожен, остался только покосившийся столб. Не осталось даже напоминания о ребяческих выходках тех, кто уже давно должны были стать свободными людьми.
Странно. Старый друг отчего-то не встречал у стен форта. Тристан посмотрел в небеса. Нет, ястреба нигде не было видно. У поднятых ворот не было стражи. Может, Ланселот не получил послание? Сверху, неспешно прогуливаясь под руку с Артуром, — за столько лет он бы ни за что не спутал своего командира с кем-либо другим; этот храбрый недоримлянин всегда был чрезмерно обходителен с женщинами, — шла Гвиневра, сжимая в руке до боли знакомую гасту Мерлина. Сердце сильнее забилось в груди, когда Тристан подрагивающей от холода рукой уложил на тетиву стрелу.
Даже если он сейчас ее и убьет, то остановит ли это пиктов от нападения на форт? Возможно, пару человек, шедших за ними с Изольдой, и были в лесу, но как он мог не заметить подошедший отряд? Такого быть не может. Солнце озарило первыми лучами землю, и не до конца растаявший снег окрасился в оранжевый. Выдохнув, Тристан опустил лук. Нужно переговорить с Кастусом. Что-то не так в этой истории, рассказанной Изольдой и Агровейном.
А что именно было не так он понял через несколько мгновений, когда стрела со свистом рассекла воздух и женщина, шедшая под руку с Артуром, чуть не перевалилась через ограду форта. И когда вышедший из-под навеса заснеженных деревьев Агровейн весело отсалютовал ему рукой и скрылся в лесу, рыжая, молившая о пощаде, так жаждущая вернуться к Спее, вырвавшись вперед из укрытия, пронзительно закричала:
— Убийца! Убийца! Стража, здесь римский лучник, уничтоживший перемирие!
_____
*Человек умирает столько раз, сколько теряет своих близких.
Публий Сир
Hans Zimmer – "All Of Them!"
Глава 8. — Suus tempore domum redire
Когда от тебя останется пепел, то с первым порывом западного ветра ты вернешься домой.
"Домой. Я скоро отправлюсь домой".
Вдох-выдох.
В голове пульсировала боль. Веки почему-то казались невыносимо тяжелыми. Странная легкость в груди. Лицо окутало тепло, и, сделав глубокий вдох — откуда здесь взялся аромат свежескошенных трав? — Тристан на удивление не почувствовал осточертевшей боли в ребрах.
Ярко сияло солнце, и в небесах не было ни единого облачка. Там, вдалеке, вплоть до самого горизонта, простирался зеленый луг. Высокие травы клонились под ветром. Собравшись с силами, коснувшись ладонью головы — Тристан сцепил зубы от прошившей висок боли, — сел, упираясь ладонью в нагретую землю.
— Пустошь скорби, пустошь славы, пустошь памяти печальной. Щедры травы и дубравы, но где-то дом в дали дальней. О, а я было подумал, что ты так весь день проведешь, в блаженном ничегонеделаньи, — ехидный голос Ланселота он бы всегда узнал. Тристан хмыкнул и поморщился, пытаясь разглядеть лицо этого насмешника. Солнце било в глаза.
— А ты что-то имеешь против?
Ланселот уселся рядом с ним, вытянув босые ноги вперед. Странно. У первого рыцаря Артура не было его верных спутников-мечей. Да и доспеха не было. Только странная алая рубаха, потемневшая в районе сердца, да излюбленные черные штаны.
— Ты еще успеешь отдохнуть, Тристан, — растянув губы в улыбке, произнес Ланселот, вглядываясь в голубые небеса. Там, в вышине, летал старый друг. Где-то вдали раздавались звуки битвы. Но сколько бы Тристан ни оборачивался в поисках источника шума, вокруг было только поле с высокими травами, безоблачное небо и яркое солнце, да улыбающийся чему-то своему первый рыцарь Кастуса. — Если она умрет к вечеру восьмого дня, Мерлин забудет о перемирье.
Она? Черти бы его побрали, о чем Ланселот говорит? И прежде чем он успел задать вопрос, тот продолжил:
— Как же здесь красиво, Тристан, посмотри. Степи, как море, — от горизонта до горизонта, на коне не доскачешь, и синие широкие небеса. Нет границ. — Подумав, тихо добавил, отведя взгляд в сторону: — Она это свободой назвала, когда ты так и не решился выйти из своего укрытия в лесу, чтобы рассказать о приближающихся саксах, — откинувшись на спину, Ланселот, прикрыв предплечьем глаза, нашарил рукой в густой траве арбалетный болт и со злостью отшвырнул прочь. — Только теперь уже не все вкус свободы ощутят.
Голоса становились громче, боль, пульсировавшая в голове, все нарастала. Мягкое тепло, растекавшееся по грудине, вмиг сменилось холодом, когда Ланселот, несильно ткнув в бок, еле слышно произнес:
— Твоя девочка тебя давно простила, слышишь. А теперь же вставай. Проснись, Тристан.
— Проснись, Тристан!
Зелень трав сменилась серостью. Пытаясь убрать невесть откуда взявшуюся размытую странную картинку, он потер глаза.
Только сон. Ничего более.
Приглушенный свет неприятно ударил по глазам. Серый потолок, каменные стены и ни тебе бескрайнего неба в вышине, ни укрытых зеленью степей родного дома. Вокруг были пустующие кровати лазарета. Перемотанное предплечье чуть повыше запястья до боли сжал Галахад, видимо, пытаясь его разбудить. Там, у выхода из помещения, о чем-то яростно спорил Борс с высоким пиктом в алом римском плаще.
Тристан усмехнулся. Привередливость и ненависть к римлянам в холодное время, судя по всему, может быть отринута прочь.
— Вы допустили, чтобы ее ранили. Если Гвиневра умрет...
— Ключевое слово — если, — выйдя из себя, гаркнул рыцарь, мимовольно потянувшись правой рукой к кинжалу в ножнах. — А теперь, будь так добр, скажи своим, если еще хоть один из них попытается проникнуть сюда, Артур сам разорвет мирное соглашение и в подтверждение украсит стены форта вашими головами. Я ясно выразился?
Изрыгнув проклятья на семь поколений в адрес упертых сармат, пикт, резко развернувшись, вышел из лазарета, громко хлопнув дверью. Борс со всей силы ударил кулаком в стену.
— Молодец, давно... следовало руку размять, — хрипло произнес Тристан и, сцепив зубы, поднялся в кровати. Жар уже спал, да и ребра ныли значительно меньше. Откликнувшаяся на слова рыжей пиктская стража приветливо встретила его у ворот форта, изрядно намяв бока. Хотя, к чести сказать, даже в таком плачевном состоянии, в каком прибыл к "дому", он сражался до конца, пока силы его не оставили. Благо Артур подоспел прежде, чем уперевшееся в шею копье одного из неизвестных пиктов лишило его жизни. Хотя, возможно, это и не совсем было благо.
Он жестом остановил Галахада, поднесшего ему кубок с пахнущим травами отваром.
— Я тебе сейчас тоже что-нибудь разомну, — не оборачиваясь, произнес Борс, опустив плечи. — Ты что, мать твою, удумал? Бездна тебя подери, Тристан, мы не справимся со всеми лесными, они перебьют нас одного за другим.
Ну как же, перебьют. Зря рыцарь не берет в расчет дар Артура собирать и воодушевлять войско. Те крестьяне, не державшие за свою жизнь в руках мечей, сражались самоотверженно с саксами примерно так же, как и лесные.
— Будто в том есть его вина, Борс, — едко отметил Галахад, отставив кубок на стол, и зябко обнял себя руками. — Это было ясно, когда рыжая в форт его мертвого ястреба с письмом принесла. Им нужно было выманить Артура с этой девкой, вот, собственно, и выманили. Чего я сам понять не могу, так это почему он повелся на явную ложь.
Тристан сжал ладонями пронзившие болью виски. Ясно, где пропал старый друг. Интересно, что же было такого в том письме, что командующий вместе с Гвиневрой послушно вышли на стену?
— Где Кастус? Мне нужно срочно с ним переговорить, — опустив ноги с кровати, вцепившись рукой в спинку, он попытался было подняться. К горлу подступил тошнотворный ком, и если бы не подоспевший Борс, лежать бы ему на дощатом полу.
— Они с Мерлином пытаются уладить то, что из-за тебя произошло, — недовольно проговорил рыцарь, помогая лечь в кровать.
— Если бы стрелял я, она была бы уже давно мертва, — Тристан облизнул пересохшие губы. — Вы же знаете, я всегда попадаю в цель.
— Благо знаем это не только мы, но и Артур. Он слишком сильно верит тебе, Тристан, — так же тихо произнес Галахад. — Его вера — единственное, что спасло тебя от смерти. Стрелы были отравлены и, скорее всего, к исходу восьмого дня она умрет, потому как противоядие на нее не подействовало.
Ястреб, "к исходу восьмого дня умрет". Нехорошие предчувствия закрались в сердце. Значит… и первый рыцарь Артура тоже?.. Сглотнув ком, чуть подавшись вперед, превознемогая головную боль, спросил:
— Ланселот... не пережил битвы, да?
Борс хмуро кивнул, сжав руки в кулаки, и, будто вспомнив что-то до безумия важное, направился к выходу из лазарета.
— Как?
— Как погиб? — разглядывая свои ладони, переспросил Галахад. Тристан кивнул. Друг, закусив губу, произнес: — Сердиков сын не был честен в бою. Арбалетный болт в сердце. Мгновенная смерть. Пепел развеяли на западном ветру, как он и хотел.
Жалобно проскрипели петли двери. Видимо, Борс вышел. Тристан опустил налившуюся тяжестью голову на подушку и прикрыл глаза.
— Значит, он первый, кто отправился домой.
Все было зря. В который раз славный друг Агровейн... А впрочем, тот, кто не хочет быть обманут, на уловку не попадется. Столько лет прошло, столько раз обжигался и в очередной раз поверил. Наверное, Ланселот бы знатно посмеялся над сложившейся ситуацией, только, увы, теперь острослов умолк навеки.
Он хмыкнул. Надо же, ведь как все разыграли. Да ведьма тоже хороша. Не пожалей ее тогда, в лесу, возможно, сейчас ему не пришлось бы прятаться под надзором одного из сармат в лазарете. С улицы доносился смех и гомон. Гавейн нервно расхаживал у окна. Но почему женщина, спасшая жизнь ему тогда, пару седьмиц назад, вот так безбожно окрутила сейчас? Она ведь не сразу рассказала о знаке, который должна была подать Гвиневра. Будто действительно не хотела его отпускать в форт.
— Прекрати мельтешить, Гавейн, — хрипло попросил он, и рыцарь, виновато пожав плечами, уселся на одной из кроватей. — Слушай, а рыжая, так ратовавшая за мою поимку, уже покинула форт?
Друг отрицательно покачал головой и вперился взглядом в окно. Раздался приглушенный вскрик. Да что, черт побери, там такое на дворовой площади происходит?
Странное чувство, роившееся в груди, отдавало болью в голову. Любящая мать не пошла к своему ребенку, но, обогнав его, затаилась в чаще и, выдав свое местонахождение, позволила себя схватить. Зачем? Зачем ведьме помогать в отмщении Агровейну? Если только... Спея.
— Гавейн, мне нужно повидаться с рыжей. Она может знать, как спасти Гвиневру, не зря же...
— Это невозможно, — поймав его удвиленный взгляд, вздохнув, продолжил. — Ведьма у пиктов. Был выбор: ты или она. Сам понимаешь, позволь им забрать тебя, не стало бы еще одного сармата.
С улицы раздался женский крик.
— Она там? — сухо спросил Тристан и, собравшись с силами, превозмогая боль, поднялся на ноги. В голове шумело. Добравшись до стола, взял свой меч, видимо, принесенный кем-то из рыцарей, и, не слушая Гавейна, пытавшегося воззвать к его разуму, что, мол, договор с пиктами превыше всего, и он может погибнуть, если вмешается в их правосудие, покинул лазарет.
Промозглое утро не радовало яркостью красок. Холод сразу же пробрался под кафтан. Там, в центре, знакомый высокий пикт в алом плаще держал рыжую, стоящую на коленях, за волосы, приставив к ее щеке острие кинжала.
— Сражался бы с тем, кто может дать достойный отпор, — протянул Тристан, подойдя поближе, разминая плечи, и удобнее перехватил рукоять. Странно, даже руки не дрожали — сталь со свистом рассекла воздух, когда он поднял меч.
— И до тебя еще очередь дойдет, — усмехнулся мужчина, сильнее сжав руку в ее волосах, — смотри, ведьма, у тебя защитник выискался. Неужто приворожила его?
— Пятнадцать лет войн тебе было мало? Желаешь продолжения?
— В этот раз преимущество не на вашей стороне, — зло выплюнул пикт, сильнее надавливая на острие. По щеке женщины потекла кровь.
— Преимущество за нами до тех пор, пока мы живы, разрисованный.
— Это ненадолго.
— Хочешь проверить? — вкрадчиво поинтересовался подошедший Арториус. Пикт нервно обернулся и выпустил свою добычу. Изольда растерянно осталась на месте. По правую руку командующего стоял Мерлин, сжимавший в руках золотую гасту. Заметив Тристана, волхв кивнул. — Чего застыли? Расходитесь, представление окончено. Опусти меч, Тристан. Довольно кровопролития в этих землях.
Столпившиеся пикты в римских плащах, завидев Мерлина, поспешно покинули площадь. Кастус протянул руку и помог подняться испуганно глядящей на мужчин рыжей и, осторожно коснувшись раненной щеки, аккуратно стер каплю крови.
— Семь из пятнадцати пособников твоего друга уже пойманы, — тихо прошелестел Мерлин застывшей от страха женщине. Тристан, опустив меч, подался вперед. — И если ты поможешь спасти мою дочь, то я сохраню тебе жизнь.
— Если я это сделаю, он убьет мою Спею, — так же тихо ответила Изольда, вжав голову в плечи.
К вечеру начался снег. Сыпало так, будто отступившая было зима захотела вновь завладеть землями Британии. Разговор с Арториусом прояснил ситуацию. Лагерь повстанцев, противящихся примирению римлян и пиктов, был найден и разгромлен на рассвете. Тогда же был пойман падальщик Фидах, который любезно поделился с людьми Мерлина замечательной историей о том, как один верный рыцарь Кастуса должен был разрушить шаткий мир. Правда в любезности своей пикты несколько переусердствовали, и Фидах так и не смог дойти до форта, но весть о том, что Агровейн, доверенное лицо волхва, — предатель, разлетелась очень быстро по всей округе.
— Поешь, тебе нужно восстановить силы, — произнес Галахад, отставляя в сторону свою опустевшую тарелку с похлебкой. Сидевшие неподалеку пикты бросали косые взгляды в их сторону. Борс устроился с Ванорой и детьми за одним столом, Гавейн же отправился вместе с Кастусом и отрядом Мерлина в леса в поисках Агровейна. Ведьма с волхвом как исчезли пополудни в покоях Гвиневры, так и не появлялись в форте.
В таверне было на удивление не так шумно, как когда здесь были римляне. Странно было делить пищу с теми, кого почти тринадцать лет нещадно уничтожал. Еда не лезла в горло, как и разбавленное теплое вино. Разве стоит перемирие жизни маленькой девочки? Не зная Спеи, он бы без колебаний ответил, что да, стоит. Но сейчас, помня доброту малышки, ее теплый смех и карие глаза, было сложно заставить себя поверить в необходимость такого решения.
Залпом осушив кубок, Тристан поднялся из-за стола.
— Скоро вернусь, — ответив на вопросительный взгляд Галахада, сказал он и вышел из таверны.
На дворе было безлюдно. Из окон покоев Арториуса, которые тот разделил с Гвиневрой, лился тусклый свет. Подняв голову вверх, Тристан вгляделся в небеса. Серые тучи почти закрыли яркую полную луну. Хижину ведьмы также сожгли на рассвете, как и лагерь повстанцев. В поселении пиктов Агровейна не примут, покинуть лес, скорее всего, тот еще не успел. Остается только одно место, где стоит проверить.
— Далеко собрался? — выгнув бровь, поинтересовался Джулз, подходя к нему поближе, опираясь на посох, прихрамывая на левую ногу. Видимо, и ему на поле битвы досталось. Подвесив лампу, тяжело опустился на лавку. — В молчанку играть будешь, а, Тристан? Если подохнешь, в какой хоть стороне твое тело искать, сармат ты неугомонный.
— Искать не придется, — тихо ответил он, взбираясь на серую в яблоках лошадь. Ласково провел по гриве и натянул повод. — Спасибо, что позаботился о ней.
Конюх растерянно кивнул.
— Жаль, о твоем Друге позаботиться не смог.
Снег летел в лицо. За долгие годы надоевший доспех неприятно сжимал грудину. Боли больше не было, только холод, пробиравшийся под стеганку, немного досаждал. Видимо, эти пару дней, проведенные почти в беспамятстве, все же возымели действие. Нужно будет непременно поблагодарить Агровейна за вынужденный отдых.
Эту дорогу хотелось бы забыть, да запомнилась она на всю жизнь. Вдалеке больше не горел форт, больше никто не гнался за ним — ни римляне, ни пикты. Привязав коня к дереву, Тристан взбрался на возвышение. На холме было удивительно светло.
— А я уж было подумал, что ты не догадаешься, — растянул губы в улыбке Агровейн, потирая озябшие руки. — Так что, друг мой, понравилось тебе...
— Скажи, где Спея, забирай коня и убирайся к чертям отсюда, пока они не перерезали тебе глотку, — спокойно ответил Тристан, поравнявшись с ним. Агровейн огорченно покачал головой и потянулся к ножнам.
— Ну разве можно так прерывать человека на полуслове, Тристан? Плохо тебя воспитали твои римляне.
— Я до безумия рад, что с пиктами ты вырос не таким, как я. А теперь, будь добр, скажи, где девчонка, и уходи. Я тебя не выдам.
— После всего? Какое благородство, друг мой.
— Не друг я тебе и никогда им не был.
Резко вытащив из ножен меч, Агровейн подался вперед. Тристан легко парировал удар. Раздался звук скрежещущей стали.
— Но, несмотря на твое предательство, я не хочу тебя убивать, — отходя в сторону, произнес он, уворачиваясь от очередного выпада. Неподалеку раздались шаги по хрустящему от мороза снегу.
— Были бы все римляне такими верными своему слову, Трис, все было бы иначе, — ярко улыбнувшись, ответил Агровейн, пытаясь нанести удар слева. Резкое движение руки, и по рукаву бывшего друга потекла кровь. — Видишь, ты не сможешь удержаться от искушения.
— Дались тебе... эти римляне, — сталь вновь проскрежетала. — Позволь мне забрать девчонку, и я отпущу тебя.
— В прошлый раз, — наступая, начал Агровейн, — в прошлый раз, пообещав моему отцу, не желавшему отпускать своих детей в римское рабство, вызвавшемуся сражаться с Красом и проигравшему битву, римляне дали слово, что пощадят моих братьев, — еще удар и по ноге Агровейна потекла горячая кровь. — Я до сих пор слышу их крики, Трис, до сих пор, — зажимая рану, опустив оружие, прошептал тот. — Одного за другим. Заставив смотреть на это моего отца, меня и мать, Трис, — меч упал в снег. — Я правду тебе говорил, мой друг, я не вернусь домой. Мне некуда возвращаться. И ты, столько раз отдававший предпочтение своим дорогим римлянам, ты, мой, как я считал, брат, — ярко улыбнувшись, снял с запястья браслет с именами и кинул его под ноги Тристану, — теперь помилуешь меня? Разве не так бы ты сам поступил, если бы твой отец не побоялся тебя защитить, если бы у тебя на глазах умерла твоя Сардана?
Агровейн подшагнул поближе, так, что острие меча уперлось в живот. По спине пробежал холодок, и отчего-то стало трудно дышать.
— Я не держу ответ за то, что сделал Крас тогда, — ответил он, вглядываясь в бегающие глаза бывшего друга. — Как и никто из тех, кто остался в форте после битвы. Римлян больше нет в этих землях, Агровейн, ты зря сражаешься с тенями, желая смерти мне, Артуру и тем немногочисленным выжившим, — Тристан осторожно опустил меч, покрепче перехватив рукоять. — Даже после всего, я не хочу, чтобы тебя убили. Уезжай отсюда. На восток, как ты тогда говорил, к дружелюбным племенам.
На мгновение, всего лишь на мгновение он отвлекся, повернувшись в сторону заскрипевшего под чьей-то поступью снега. Там, под высоким разлогим дубом, стоял Галахад, сжимавший в руках рукоять лука. По воздуху просвистела стрела, и Агровейн, пошатнувшись, упал на снег. В левой руке блестело острие кинжала.
Вот и все.
— Нет, черти бы тебя разобрали, нет, не смей сдыхать, — зажимая руками рану на шее, шептал Тристан, упав на колени рядом с Агровейном. Тот только ухмыльнулся. На губах выступила кровавая пена. Прекрасно понимая, что спасти того вряд ли удастся, Тристан, наклонившись поближе, спросил: — Где девочка, куда ты дел Спею?
По белому снегу растекалась темная кровь. Вглядываясь в его глаза, бывший друг попытался было замахнуться кинжалом, но в предплечье вонзилась очередная стрела.
— Да прекрати ты, Галахад! — зло крикнул он на рыцаря, замершего с луком в руках. — Где она?
— Пикты... сожгли... дом... — захлебываясь в собственной крови, ответил Агровейн.
Ненавистный алый цвет растекся по ладоням. Сердце Тристана пропустило удар. Он плотно зажмурился. Нет, быть этого не может. Нет. А открыв глаза, заметил, что больше его некогда друг не дышал.
Раз. Вдохнуть-выдохнуть. До крыльца осталось всего ничего. Джулз странно посмотрел на него, с неким подобием сочувствия, когда он завел в денник лошадь, и даже не пробежался напоследок ладонью по гриве.
— Тристан.
Два. Собраться с мыслями, придумать, что бы такого сказать ей, чтобы она спасла Гвиневру.
— Я должен был это сделать, Тристан, пойми, — тихо произнес рыцарь и осторожно коснулся его плеча. От прикосновения передернуло. Руки все еще казались красными от крови, хотя он точно помнил, что стер все с ладоней.
Три. Маленькая девочка сгорела на рассвете. Девочка, которая впервые за многие годы ему стала дорога.
— Тристан, он бы убил тебя, если бы я не остановил его. Все равно девчонку спасти бы не удалось.
— Молчи, — хрипло произнес он. — Замолчи, Галахад. Я прошу тебя. Оставь меня в покое, найди себе занятие.
— Я просто хотел...
— Ты все уже сделал. И, наверное, правильно. Только мне от этого не легче, — приободряюще улыбнувшись Галахаду, он направился в сторону одиноко горящего окна покоев Кастуса.
Тристан долго стоял на пороге, прислушиваясь к происходящему там, за тяжелой резной дверью. И, глубоко вдохнув, вошел внутрь. Там, за прозрачной занавеской, далеко от окна, в свете зажженных вокруг ламп, на кровати лежала белая как снег Гвиневра. Черные волосы рассыпались по подушкам, и в бреду она звала отнюдь не Артура. Тристан горько усмехнулся. Вот стервец, даже напоследок сумел напакостничать своему командиру.
Тянуло сладостью меда и прохладой мяты. Изольда, заметив его появление, отложила в сторону тряпицу, судя по запаху, смоченную в отваре лесного бессмертника и ивовой коры.
— Нет, ее еще не нашли, как и Агровейна, — мягко ответил он, подойдя поближе и приобняв рыжую за плечи. — Ты только не волнуйся, Спею обязательно найдут, слышишь? — Тристан вытер бегущие по щекам Изольды слезы. Серые глаза с испугом глядели на него. Он осторожно коснулся губами ее лба. — Все будет хорошо, не бойся. Все обязательно будет хорошо.
Женщина, кивнув, вернулась к прерванной работе, напевая себе под нос что-то отдаленно похожее на колыбельную.
Там, у камина, сжимая в руках кубок, отложив в сторону золотую гасту, в кресле сидел Мерлин, вглядываясь в огонь. Спина его не была горделиво расправлена, как обычно, по щекам ходили желваки. Видимо, не чувствуя жара, тот все ближе придвигался к огню.
— Только сыновья этой земли находят упоение в сжигании заживо детей, ведь так, волхв? — тихо произнес он, наклонившись к уху мужчины. Мерлин вздрогнул и воззрился на него непонимающим взглядом. Надежда, что девочка все еще жива, на какое-то мгновение ожила в сердце. Впрочем, непонимание долго не продлилось. Тот хмыкнул и откинулся на спинку кресла.
— Священный огонь очистит скверну, — так же тихо ответил волхв, преподнеся к губам кубок. Сделав глоток, отставил его на столик. — Я и не говорил, что жизнь Гвиневры будет стоить жизней ведьмы и ребенка. А если ты расскажешь... Что же, и эта женщина погибнет. Предатели жить не должны.
— Если расскажу, твоя дочь умрет раньше вечера восьмого дня. Поверь, ей, — он многозначительно кивнул в сторону рыжей, — терять больше нечего.
По комнате лилась беззаботная песенка, в камине потрескивали поленья. Иллюзия тихого семейного вечера разрушалась почти непреодолимым желанием выхватить из ножен меч. Тристан осторожно коснулся рукояти.
— Что ты хочешь? — подавшись вперед, спросил Мерлин, сжимая подлокотники тонкими пальцами. Красиво, наверное, они бы почернели, если зашвырнуть эту мразь в огонь.
— Оживлять, как я понимаю, ты не умеешь, ведь так, великий волхв? — зло протянул Тристан. Мерлин отрицательно покачал головой. Изольда замолчала, явно прислушиваясь к разговору у камина. — Тогда поклянись, что она будет жить в достатке и не будет ни в чем нуждаться. Поклянись, или тайное слишком рано станет явным, — до хруста сжав рукук волхва, прошипел он. Зеленые глаза с нескрываемой ненавистью впились в него.
— Клянусь, — спустя мгновение, ответил Мерлин и стал растирать покрасневшее запястье. Тристан от чистого сердца надеялся, что хруст в костях ему не послышался. И, улыбнувшись Изольде на прощание, вышел из покоев Кастуса.
Через три дня, когда Арториус вернулся со своими новыми пиктскими рыцарями — или как еще Кастус в этот раз назовет свою свиту? — Тристан, собрав свои немногочисленные пожитки, золото и охранные грамоты, простившись с теми, кто все же умудрился выжить в славных землях Британии, отправился туда, куда порядка десяти лет не мог заставить себя зайти.
На ее могиле крест давно покосился. Покрытый снегом, тот клонился влево.
— Ну, здравствуй, Изольда, — тихо прошептал Тристан, расчистив снег у, как он помнил, ее ног. Вытащил из ножен меч и поставил вместо давно прогнивших древянных балок. Немного подтаявшая земля с легкостью отдала непотребное дерево. Отстегнув ремень, аккуратно положил ножны рядом с заснеженной могилой. Там, справа, через десяток рядов, лежит Даг, вон там, слева, чуть поодаль — первый погибший, не считая Леона, — Динадан.
Светловолосой девочки с глазами цвета летнего неба уже давно не стало. И в этих краях больше не было никого, ради кого стоило бы остаться.
— Ты бы аккуратнее шел, Кастус, если не хочешь быть замеченным, — усмехнувшись, произнес он, глядя на подошедшего командира через плечо. — А где группа твоих дрессирируемых лесных? Неужели позволил им не держать строй?
— Очень смешно, Тристан, — нахмурился Кастус, поравнявшись с ним. — Они такие же, как и мы с тобой.
— Да-да, слышал я такую историю когда-то. Также слышал о желании изменить мир и спасти вверенных тебе людей. Но раз на то пошло, обернись, Артур. Обернись и посчитай, сколько полегло в войне, которую можно было предотвратить.
— Если бы это все зависело только от меня, Тристан.
Злые слова, которые так и хотелось высказать своему бывшему командующему, враз померкли, стоило только взглянуть на уставшего мужчину, стоявшего рядом с ним. Жестоко обвинять человека, который действительно пытался их всех спасти, даже ценой собственной жизни; Гавейн рассказал о несовершенной сделке с богом, рассказал о тщетных поисках выживших на поле быитвы да и о разгромленных покоях после похорон Ланселота не смог умолчать. Кастус как никто не заслуживал подобных обвинений.
— Ты знаешь, что твой новый союзник заживо сжег девочку в лесу? — тихо поинтересовался Тристан, вглядываясь в лицо Арториуса. Кастус перевел на него удивленный взгляд зеленых глаз. — Да, ты правильно расслышал. Пока Гвиневра не окрепла, будь осторожен с ведьмой. Если она узнает, женщина, которая так тебе дорога, погибнет в муках из-за того, что ее отец — та еще сволочь.
— Так ты поэтому уходишь? Тебе претит союз с пиктами?
Он усмехнулся и покачал головой, смахнув снежинки с рукояти меча.
— Мне претит быть здесь, на этой проклятой всеми богами и даже нашим Богом земле. Мне претит быть здесь, в этом форте, делить кров с теми, чьих братьев или мужей, возможно, я убил. Кроме вас четверых здесь больше никого нет для меня. И кто знает, через сколько лет я был бы вынужден хоронить кого-то из вас из-за нелепых сражений. Правда, не исключено, что я раньше отправился бы к праотцам. По крайней мере, Мерлин к этому наверняка приложил бы руку. Да и к тому же, мой путь домой и так был слишком долог.
— Найдешь сестру?
— Если жива — найду, чего бы мне это ни стоило.
Крупные снежинки падали с небес, укрывая землю белым полотном. Холодно не было, по крайней мере, руки в перчатках этого не чувствовали. На предплечье все еще ощущалась рука Артура. Его увещевания, что стоит хотя бы дождаться наступления весны в форте, не возымели действия. Как бы там ни было, лучше дождаться наступления сезона судноплавства в порту, найти капитана, плывущего в восточные края, нежели вновь погрязнуть в дрязгах между только-только примирившимся врагами.
Выведя серую в яблоках лошадь на возвышение, чувствуя соль на губах, ощущая сильный порыв ветра, который, казалось, мог бы снести вниз с обрыва, впервые за долгие годы он смеялся. Как бы они ни пытались заставить его забыть, но вкус свободы Тристан все еще помнил. И, наблюдая за стоящими в порту кораблями, сжимая в руке охранную грамоту, он не оглядывался назад, туда, где больше не было для него места.
Пора возвращаться домой*.
_____
Audiomachine (Origins) — The Final Hour
06.07-6.10.2013 г.
@музыка: Hans Zimmer – "All Of Them!", Audiomachine (Origins) — The Final Hour